Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Леночка! Наверное, так тягуче было не от одной тоски по тебе, а от преддождья. Дождь вечером зазвучал совсем не как в городе, когда он стучит по камню или звенит по жести. Дождь шуршал и шелестел в листве, то ли вместе с листвой. Так, словно меж дождем и листвой – любовь. «Все в мире музыка», – написал Семен, а мне вчера засыпалось с мыслью, что все в мире любовь. Но как можно думать такое, когда идет война, когда… Этих «когда» бесконечное множество, а любовь все же – одна. ‹…› А за окном распелись птицы особенно весело. Видимо, как следует искупались в дожде. Я тоже сегодня впервые здесь искупалась отлично, водичка из душа шла. Возможно, здешнему напору воды дождевая вода в подмогу. Через пять минут начнутся энтевешные новости. Семен уже занял место в кресле, а я люблю смотреть полулежа на диванчике. Все отлично, моя ласточка. Скорей бы ты прилетала. ‹…›

24 мая 2000

Леночка, здравствуй, мое солнышко. ‹…› Вот я и вернулась с часовой прогулочки. Уговорила Семена и к лесу свернуть, на который выходят зады нашего участка. Какая же красота, доченька. Особенно красивы сейчас дубы, это какое-то многоветвистое купольное великолепье. Но как раз купола ветви еще не образуют, они так молоды, что каждая видна. Нет слов, чтобы описать дуб, растущий перед дачей рядом с нашей. У нас снаружи самый облупленный, самый некрасивый дом на всей Довженко. Но если бы мне сказали, что я хочу, – обновление дома или чтобы перед моими глазами стоял этот дуб, я бы, не задумываясь, выбрала его. На всей улице вовсе не хорошим домам, а расположению этого дуба завидую. ‹…›

Я думаю, что тебе у нас будет очень хорошо. Мама под боком, прошла лесом, который под боком, и у папы очутилась. Только бы все были здоровы! Иногда мне хочется хоть на денек очутиться у вас – посмотреть на Федю и Маню, поговорить с ними. Уж совсем далеко и отвыкли друг от друга. Что врать, – только от тебя я не отвыкла и до смерти своей не отвыкну. И после нее, наверное, – тоже. А лежать бы мне хотелось на Переделкинском кладбище, но это не реально. Заранее место покупать не хочу, да и дорого очень. А за так меня на это элитарное кладбище вряд ли пустят. Но об этом я заговорила, сама не знаю почему. ‹…›

Мне еще хотелось бы подумать над последним триптихом «У лесной платформы». Там что-то надо еще, по-моему, улучшить. Например, неожиданно плоха именно в том месте «Пуща дивная», это-то после трагического «катком сровняли пригорок» – рифма явно, вызывающе не годится. ‹…›

25 мая 2000

Леночка! Вчера почти весь день провела на лавочке с Семеном. ‹…› Птички поют себе и поют, хотя к полудню они обычно затихают. А как начинают с рассвета! Видимо, рассказывают друг другу сны, а после сплетничают, но к 12 часам дня устают и о бытовых своих проблемах рассуждать. И только некоторые говоруны и сплетники все еще не угомонятся. К вечеру птицы вновь встрепенутся и устроят звонкие тусовки. А вот соловья я ни разу здесь не слышала, видимо, оттого, что рано ложусь, да и на улицу вечером не выхожу. Чухонцевы мне говорили, что в полночь на своем участке слушают соловья. Семен уже включил полдневный телевизор, будет слушать совсем не птичьи сплетни. Пойду с ним послушаю, что творится в Чечне и на границе с Ливаном. Тема северной части Израиля меня очень волнует, страшно мне за северян. Вообще, наступило время мусульманского расцвета и одержимости. Это затрагивает не один Израиль, – весь мир затронет. Но Израиль – в гуще, и за него всего тревожней. Пойду, доченька, с Семеном на лавочку. ‹…› По-моему, назревает дождь, небо немного потемнело, а главное, – сгустилось, хотя туч как бы и не видно.

Доченька! Все то же 25 мая. С Семеном вроде бы все в порядке, слава Богу. Но вот от тебя все нет и нет звонка. Я забрала на улицу телефонную трубку, – звонок слышен на расстоянии 40 метров, – читала и ждала от тебя звонка. Если завтра не позвонишь, а прошло уже больше недели, я позвоню папе. М.б., ты ему звонила? Что-то начала беспокоиться. ‹…› А на дворе прекрасно, густота неба рассосалась. Светло, поют птички. Я читала «Улицу джаза» Мощенко[449] – очень способный человек, много знает о джазе и много помнит всего. Фиска же сидела на скамейке, на Семином месте, и по моей команде умывалась. Очень умна. После кормежки и даже время спустя, только скажу: ну, как Фиска умывается? – она начинает, облизнув лапу, таким движением мыть голову и лицо, как человек намыливается. Очень смешно. Ей, бедняжке, непонятно, почему я с ней разговариваю ласково, даю поесть, а к себе не подпускаю. – Вот, – думает, – хозяйка у меня с придурью! И в общем-то не ошибается. ‹…›

26 мая 2000

Доброе утро, моя деточка! Хотя уже и не знаю, доброе ли оно у тебя. Погожу до полудня, а там позвоню папе. ‹…›