Почти полгода борьбы с цензурой, с Главатомом и обслуживающими его ведомствами, с самим Советом Министров СССР (ведь Щербина Б. Е., наш главный тогдашний оппонент — заместитель Н. И. Рыжкова). И, наконец, статья в „Новом мире“ была опубликована (№ 8. 1988 г.).
Не сразу, но пошли и другие публикации в разных изданиях, удерживать секретность ведомствам было все труднее. Назову лишь новомирские публикации: „Цена мнений: неспециалиста и специалистов“ А. И. Воробьева (1989.№ 3), „Атомная энергетика — надежды ведомств и тревоги общества“ — страстные, спорные отклики ученых различных взглядов и людей, живущих на зараженных землях» (1989.№ 4). И, наконец, работа Г. Медведева «Чернобыльская тетрадь». [Новый мир. 1989. № 6].
Борьба с политикой властей вышла на новый качественный уровень, когда в этот спор вступили общественно-политические движения — Белорусский народный фронт и украинский «Рух». Люди из «зон» наконец заговорили на митингах, вышли на манифестации, стали прибегать к забастовкам.
Атомная энергетика и ее авторитет в нашей стране практически повержены, и причины этого не только в самой Чернобыльской катастрофе, но еще и в бездушной и лживой послечернобыльской политике властей. Ни один из 38 вновь строящихся реактор-блоков общественность не позволила ввести в действие. Когда ситуация дошла до того, что на Хмельницкой АЭС, например, операторы действующих блоков с трудом могут пройти, прорваться сквозь кордоны разгневанных людей к своим пультам, министерство атомной энергетики в панике протрубило большой сбор — как сторонников, так и противников атомной энергетики. Позволю себе по «Правительственному вестнику» (1990.№ 30/56. июль) процитировать собственное выступление: «Я считаю, что своей безответственностью, трудовой безнравственностью мы заслужили мораторий на АЭС. Но сегодня я попробую говорить с позиции защитника атомной энергетики. И в этом непривычном для себя качестве скажу — отрасль должна стать самым строгим своим критиком. Поймите, еще одна авария не обязательно у нас — будет означать конец атомной энергетики (в мировом масштабе). А пока отрасль идет позади, лишь уступая критике со стороны, нажиму публицистов, требованиям общественности, веры ей не будет. Хоть какое-то доверие получите, когда профессионалы будут опережать общественность в гласности, откровенности. Именно тот, кто заинтересован в развитии атомной энергетики, должен быть особенно нетерпим к любым изъянам техники, недоговоренности, дезинформации. И еще — нужна добровольная зависимость от мнения международной общественности: только с ее помощью наша атомная энергетика может вернуть доверие людей».
Позволю себе такую параллель: вряд ли способен поверить народ наш в какую-то обновленную модель социализма (гуманного, демократического). Чем дальше, тем яснее: не верит и не поверит. Так же он не верит и физикам, атомщикам (тут они в положении наших коммунистов). Что те создадут безопасные реакторы, «абсолютно безопасные» АЭС. Сталин и Чернобыль окончательно добили: один — идею и практику коммунизма, второй — атомную энергетику в нашей стране. По крайней мере, на обозримые времена.
Да, сегодня, в конце 1990 г., мы живем несколько в иной ситуации, если иметь в виду наши чернобыльские дела. Как и во всем остальном в стране: гласность почти полная, а вот дела отстают.
Уже и Верховный Совет СССР принял постановление, в котором прямо сказано: недооценены были масштабы катастрофы и, кроме того, огромный вред принесла царившая в этих вопросах непроницаемая секретность.
Так что с гласностью как бы всё нормально.