Имя твое - земля (СИ)

Аннетт вдруг изменилась в лице — да так, что Скалли испугалась за здравие своей подозреваемой. Ее красивое лицо вдруг исказила гримаса боли и отчаяния. Скалли показалось, что ее собеседница вот-вот разрыдается, но мадам Арно справилась с собой и, переведя дух, заговорила — едва слышным, надтреснутым голосом человека, который проплакал так много, что у него не осталось больше слез.

— Я просила ее позаботиться о моем сыне.

Скалли не мигая глядела на Аннетт, не зная, что сказать. Та долго молчала — целую минуту, а может быть, и две, прежде чем ей хватило сил продолжить:

— Он умер в родах. Какое-то генетическое заболевание. Врачи объясняли, но я не запомнила: все было как в тумане. По их словам, все шло так неудачно, что в итоге сложилось к лучшему. Мол, мне повезло, да и малышу. — Она говорила яростно, даже озлобленно. — Вот только мы ждали этого ребенка пятнадцать лет. Я, можно сказать, запрыгнула в вагон уходящего поезда.

— Мне очень, очень жаль, — искренне произнесла Скалли, но Аннетт, кажется, не слышала ее. Обжигающе болезненные, отрывистые слова вырывались наружу, как будто она метала в воздух маленькие, смертельно острые ножи.

— Врачи сказали, что шансов завести детей, по крайней мере здоровых, у меня уже нет. Мы с Эндрю — моим мужем — никогда не говорили об этом. Ни разу. Продолжали жить бок о бок, как едва знакомые люди. И молчали. Вскоре он заболел, чему, кажется, втайне был даже рад. Спустя год он умер. А я, закончив дела, перебралась сюда, чтобы начать жизнь с чистого листа.

Она перевела дух и решительно продолжила:

— Работа помогала отвлечься, но этого было мало. Меня изматывало чувство вины и чувство неизвестности. Я ведь даже не посмотрела на сына. Я не похоронила его, просто оставила тело в больнице. Не дала ему имени. Как будто он никогда не появлялся на свет. Тогда мне казалось, что так будет проще всего. Но не прошло и месяца, как я горько об этом пожалела. Я хотела… Мне было нужно… — Она запнулась и, на секунду отвернувшись, надломленным голосом спросила: — Вам доводилось терять близких?

Скалли не смогла ответить и только утвердительно кивнула. Боль от потери отца и особенно Мелиссы — такой неуместной, скоропостижной, неожиданной, что она до сих пор до конца не могла в нее поверить, — пронзила ее с новой силой. Слушая Аннетт, она испытывала острое чувство дежа вю, словно наперед зная каждое ее следующее слово. Сколько раз она просила Бога подать ей какой-нибудь знак, сама не зная, на какой вопрос так жаждет получить ответ? Что ее сестра теперь в лучшем мире? Что она ее не винит? Что ее не винят другие? А каково бы ей было, если бы она даже не предала тело Мелиссы земле? Не простилась с ней у смертного одра? Если бы окружающие делали вид, что ничего не произошло? Или осуждали бы ее? Или говорили о ее потере так пренебрежительно, словно она ничего не значит? Когда твой ребенок — такой любимый, такой долгожданный — скорее всего, не успел даже сделать свой первый вздох. Внезапно Скалли ощутила весь ужас ситуации, в которой оказалась Аннетт. К горлу подступил ком, и ей пришлось несколько раз быстро моргнуть, чтобы сдержать слезы.

Мадам Арно отвернулась, безучастно глядя в окно, а потом снова заговорила — теперь уже спокойно и размеренно, несмотря на то, что каждое слово, очевидно, причиняло ей сильную боль.

— Я металась и изнывала в поисках хотя бы какого-то ответа на свои вопросы. В поисках прощения. И тогда отчаяние вдруг подтолкнуло меня к истории моих предков. Я столько молила Бога о ребенке, а он в итоге посмеялся надо мной. И я решила поискать спасения de l’autre côté… на другой стороне. Вчера был день рождения моего сына. Я ходила на могилу к Мари и просила ее приглядеть за ним на том свете. Передать ему, что я люблю его. Что мне жаль.

— Это не ваша вина, — тихо произнесла Скалли.

— Не за то, что не смогла дать ему жизнь. За то, что даже не простилась, не посмотрела ему в глаза. Не обняла на прощание. Оставила его там, с чужими людьми. Traîtresse … предательница. — Голос Аннетт задрожал и сорвался, и она, поднеся ладонь к лицу, замолчала.

Какое-то время Скалли тоже безмолвствовала, чувствуя себя крайне неловко и не зная, как продолжить разговор. Подождав, пока ее собеседница восстановит самообладание, она, пересилив себя, заговорила:

— В тот день, когда пропал мистер Берк… Вы не хотели говорить нам, куда уходили.

Аннетт, словно очнувшись от забытья, быстро вытерла одинокую слезу тыльной стороной ладони и ответила:

— Да, я была там, на кладбище, у гробницы Мари. Но не одна. И по другому поводу.

***