Имя женщины бессмертно

В течение всего этого полугодия я получила несколько предложений руки и сердца, и все, конечно же, от богатых мужчин. «Благотворители», как я их нежно называла, пошли бы на многое, чтобы получить такую искусную куртизанку в качестве приза на долгосрочной основе. Однако, несомненно, я была влюблена только в одного — в Эдварда Стэнсгейта. В качестве символа своей любви к нему я придумала незабываемый подарок для него — слиток из гипса по форме своей груди. Если бы я могла, подарила бы слиток не груди, а своего кровоточащего и звенящего от нежности к нему сердца! Все, о чем я мечтала, — это стать навсегда его…

«Крошка, как по мне, брак — это нечто вроде кооператива, ответственного за обеспечение иногда любовной, иногда сексуальной, иногда душевной связей и индивидуальных потребностей. Что значит навсегда? Брак вообще должен быть временным. Долой тиранию единичной любви! Вычеркиваем слово «верность»! Слишком запутанная система», — отмахнулась от меня Мадлен, до сих пор не моргая, смотревшая мне в глаза, слушая о моей новой жизни. Ее эмоции было сложно угадать. Вот она ловит каждое слово, а вот уже, не веря в услышанное, морщит нос.

«Одно могу сказать точно, милая, любишь — люби, пускай. Но люби ты саму любовь и себя в этой любви, а не мужчину. Иначе окажешься в их власти. Он всего лишь клиент, Лилит, попомни мои слова. Полюбив его, ты лишишься всего», — твердо сказала Мадам Тьерри, словно она точнее всех в мире понимала, что говорит. От чего меня пронзило страхом, а в душу просочилась темнота.

«Вы обе говорите глупости, при всем уважении, Мама! Вы просто боитесь, что, уйдя из Дома, клиенты, которые появлялись здесь ради меня, просто покинут вас!», — вдруг вскочив с постели, где мы втроем минутой ранее мягко лежали, крикнула я.

«Наша связь с Эдвардом это первобытная сила!».

«Это твой рок», — пробормотала Мама.

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность.

(Песнь песней Соломона 8:6–7)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ВЛЮБЛЕННЫЕ, ДЬЯВОЛ, ЛУНА, БАШНЯ, СМЕРТЬ

Я бродила по комнате, смотрела в окно, припудривалась, пыталась заняться чтением, раскладывала карты, переодевалась в новое — все что угодно в ожидании встречи с ним. Я ушла из Дома Сирен. Как мне казалось, навсегда. Расстались мы с Мамой натянуто, ведь она теряла значительную прибыль из-за моего ухода из профессии, однако тепло обнявшись. Девочки же повели себя странно.

Поведение тех, с кем я прожила плечом к плечу многие месяцы и даже годы было для меня неожиданным. Лишь Рене состроила гримасу грусти, когда я объявила о том, что покидаю их.

«Предательница!», — со злобной ухмылкой крикнула Мадлен.

«Я? Почему?»

«Ты. Ты прекрасно знаешь, что каждой из нас нужно кормить себя, наш дом, отправлять деньги нашим семьям. Уйдешь ты, за тобой уйдет добрая половина клиентов. Ты не можешь так поступить».

«Не только могу и буду. Что за глупости. Я люблю своего мужчину и принадлежу только ему».

«От твоего мужчины толк был только в том, что некоторые из его подарков от излишества ты передаривала нам».

«Ах вот как!»

«Тише, не говорите так громко», — добавила Мама. «Пусть уходит. Мадлен, приди в себя».

Когда двери Дома остались за моей спиной, я, почему-то перешла в предпоследнюю стадию принятия, плавно переходящую в торг и гнев. После нерассуждающей радости при мысли, что я не буду спать ни с кем, кроме Эдварда наступило замешательство. А после настала очередь сокрушительного изумления от того, что моя жизнь больше не будет прежней. Я так долго была закрыта в этом шкафу с перьями, платьями и благовониями под названием «Дом Сирен», что перестала мечтать о жизни домохозяйки, хранительницы очага. А, возможно, едва ли когда-то мечтала. Сейчас же, присев на крыльцо, я переживала свою новую роль в мыслях и фантазиях, стиснув зубы в неимоверном, предельном напряжении. Я просидела так с полчаса, пока внутри меня не пришла в статику натянувшаяся перекрученная пружина.

«Лилит, моя темная ночь, ты как?», — крикнул с порога Эдвард, попутно снимая носком одной ноги ботинок с пятки другой.

«Почему «темная ночь»?».

«Ну как же. Библию не изучала? Лилит переводится, как ночь или же ночное привидение!», — он устрашающе и вместе с тем забавно поднял руки, растопырив пальцы. «Она была первой женой Адама. А потом он ее бросил, и она стала демоницей, убивающей младенцев».

«Надеюсь, со мной такого никогда не случится», — ответила я, сделав очередной глоток красного сухого, переведя взгляд со своих лоснящихся ног прямо ему в глаза.

«Ты на нее действительно похожа. Написано, что она была очень покорная, умела ублажить Адама. А еще у нее играло обостренное чувство справедливости. Лилит боролась за равенство с Адамом, а ее будущий муж — Люцифер за равенство с Богом, на том они и сошлись».