Имя женщины бессмертно

«Лилит, вот ты говоришь, что секс был для тебя искусством. Ты была, да и в душе остаешься бурлеск-артисткой, что тоже является искусством. Твои вечера в поместье однозначно были искусством. Я не мог на них присутствовать, но, поверь, был осведомлен. Лично твоя жизнь — это плот, который идет по морю, волны которого — искусственные улыбки, искусственные манеры, искусственные образы, маски, маскарады, танцы, игра на одну ночь. Почему ты вдруг решила, что расставание с Эдвардом не является сценарием твоей жизни? Благодаря этому событию ты сняла маску и, наконец, увидела себя в данном воплощении. Но при этом та самая маска все еще осталась у тебя в руках. Ты можешь надеть ее вновь и осознать, что расставание тоже искусство, ровно такое же, как и любовь. Держась за прошлое, ты собираешь рассыпавшийся жемчуг твоего ожерелья, в котором ты должна выступать. А до самого выступления остается всего ничего, каких-то пять минут. Толпа ревет, ждет именно тебя на сцене. А ты занимаешься тем, что ползаешь по грязному полу, собираешь жемчужинки в ладонь и снова рассыпаешь, злишься на то, что это вообще произошло. Вместо того, чтобы просто схватить любые другие бусы. С тебя не убудет, ты сама ничего не потеряешь, надев другое украшение. Ты независима от этого дурацкого жемчуга. Так иди и надень на себя новый образ! И выходи на сцену, Лилит. Выбор есть всегда. Но он виден лишь тем, кто свободен от самовыдуманных границ. Все уже произошло — бусы рассыпались. Все твои самые главные страхи обнажились. Все самые заветные мечты вдруг уже сбылись. Все предчувствия прорезаются в твою реальность, чтобы привести тебя к настоящей Себе. Нет ни врагов, ни друзей, все пустое. Есть только ты и твое восприятие. Ты можешь разрушать и винить мир. А можешь найти возможность создать».

«Откуда в тебе столько мудрости, Теодор?».

«Дорогая, у всякого святого есть прошлое, а у любой грешницы есть будущее».

«Научить праведность может лишь грешник, получается так? А в настоящих блаженствах знает толк именно святой», — я засмеялась Теодор подхватил мой смех.

«Я лгал и лгали мне. Я изменял и изменяли мне. Я влюблялся и влюблялись в меня. Я жил в достатке и жил в обделении. Я был зависим от других и был одержим лишь собой. Я молюсь Богу каждый день, но каждую ночь я лично знаю, что дьявол существует. Именно поэтому я свободен».

«Тео, я благодарю ангелов, что ты у меня есть. А также за то, кто я есть и кем еще могу стать. Знаешь, говорят, когда вы встретите человека, который полюбит вас, вы встретите самого себя. Словно сегодня это и случилось», — я немного помолчала, а потом добавила: «А в твоей жизни еще осталось искусство?».

«Ближе всего к искусству я был, когда целовался с тобой».

После этих слов я положила голову на его колени. В то время, как он молился с закрытыми глазами, с осторожностью расположив свою ладонь у меня на волосах.

Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?

(Евангелие от Матфея 16:26)

ГЛАВА ДВЕННАДЦАТАЯ

АТЛАНТИДА КИТТИ

После разговора с Тео моя душа значительно успокоилась, если не сказать окончательно. Я просто однажды вышла из дома и осознала, что наступило лето. Я с удивлением наблюдала за сочностью зеленого цвета травы, постукивала пальчиками в такт поющим птицам, вдыхала вечерний теплый воздух. Мое настроение испортила безумно странная новость.

Я гуляла по центру Парижа, наслаждаясь одиночеством, когда вдруг увидела у газетного киоска толпу людей, смеявшихся и споривших о чем-то. Подойдя к ним, я решила уточнить, что происходит. Мне предложили купить газету, огромный заголовок которой гласил: «Атлантида Китти». Перелистнув страницу, я обнаружила поименный список куртизанок Парижа и пригородов, где рядом с именем каждой была неприемлемо отвратительная характеристика, касающаяся внешности, а также качества удовлетворения.

«Аделаида Пети — большие и некрасивые соски. Катрин Тома — неумеха в оральных ласках. Жули Мартен — рыхлая задница», — я пробегала глазами по списку, пока не нашла свое имя.

«Лилит Буланже — спит со священником, да и к тому же ненормальная собственница».

«Готова поспорить, это сделал клуб ревнивых страшных жен!», — я услышала знакомый голос. Повернувшись на звук, я узнала Рене.

«Рене! Как я рада тебя видеть! Ты тоже здесь есть?»

«Куда же без меня, Лилит! «Рене Леже — мужененавистница с трясущимися жирными руками». Как тебе?!».

«Ужасно. Откуда они все это взяли?! Боже, не дай Бог у Теодора будут проблемы. Они ничего не докажут!».

«Лилит, они и разбираться не будут! Уволят твоего Теодора и глазом не моргнут, лишь бы скорее замять дело и не бросать тень на их церковь!», — Рене закатила глаза и покивала головой.

«Слушай, ну тогда мне надо поспешить к нему. Я хочу поговорить с настоятелем их церкви!».

«Постой, раз уж мы встретились…», — Рене замялась.