Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы

То, что он увидел, его удивило. Он ожидал увидеть сокровища или – как знать – святотатственные картины, место проведения шабашей или обучения манихеев. Однако увидел в ризнице лишь толстые, спутанные ветви тернистых кустов или деревьев, что загораживали проход. Колючую решетку из веток толщиной в мужское запястье, лозы, усеянные длинными шипами. Он посветил ниже. Удивительные растения поднимались прямо из порога, росли из щелей между камнями, преграждали проход и исчезали за дверьми – наверняка взбираясь по стене помещения.

Странно и тревожно это было.

«И насадил Авраам при Вирсавии тамарисковое древо и призвал там имя Господа, Бога вечного…»[117] – завертелись в памяти Вийона слова из Библии. Не знал, что обо всем этом и думать. Ветки? Лозы? Деревья? Попытался отодвинуть их в сторону, чтобы освободить себе проход, но лишь исколол пальцы и порвал рукава куртки. Вот сатана, как же тут проходил священник? А проходить должен был, поскольку Вийон не видел других дверей, ведущих из церкви.

После некоторого размышления он придвинул разогревшийся фонарь к колючим ветвям. Это дало определенный эффект. Ветки неохотно расступались, уходили с дороги змеиными движениями. Через несколько минут поэт уже вовсю прижигал терновые заросли, пытаясь расчистить путь. С огромным трудом он протиснулся в возникший проход и, чувствуя, как рвутся штанины и разлазятся рукава, превращаясь в тряпье, перебрался на другую сторону.

И вот он в ризнице. Тотчас приподнял фонарь, осматриваясь. Место было пустым и тихим, забытым и заброшенным. Единственной странностью были колючие ветки, взбирающиеся по стенам, влезая на наклонный потолок, окутывая и оплетая немногочисленные предметы, очевидно не нужные ни в церкви, ни в плебании. Предметов этих было немного – фонарь, полуразвалившаяся исповедальня, несколько каменных плит с надписями. Вместо изрядного куска стены виднелась тут задняя часть главного алтаря, за которым, как видно, стены не было. Наверняка во время строительства церкви тут оставили свободное пространство, чтобы в случае необходимости можно было легко добраться до задней части сооружения. На противоположной стороне возвышался огромный, упирающийся в стену крест с изображением распятого Христа в человеческий рост, а в скругляющейся к потолку стене поэт обнаружил следующую массивную металлическую дверь.

Вийон подскочил к ней и тихо выругался. Была она заперта изнутри и не имела ни замка, ни ручки. И ни одной щели, куда можно было бы воткнуть лом или долото.

И что теперь?

Он осматривал комнату. Присвечивал фонарем. Ходил по ризнице, проверяя все уголки. А потом посветил фонарем на огромный символ страстей Господних.

Христос вырастал из креста.

Буквально. Бледное, чуть дрожащее его тело срослось с древесиной. Выходило из нее, выныривало из дубовых, перекрещивающихся балок, словно странный бледный нарост на коре, проказа на хорошей древесине. Вийон отчетливо видел место, в котором спина Христа прикасается к балке – кожа утрачивала там бледный, человеческий оттенок, твердела, отдавая в зелень, появлялись в ней слои и сучки, пока наконец не превращалась она в грубый деревянный брус. Вроде того, к которому римские солдаты прибили гвоздями тело Сына Божьего.

Это было нечто вроде змеи, меняющей кожу. В тихой, пропыленной ризнице позади хоров церкви Святого Лаврентия на деревянном кресте рос себе Христос. Большой, бледный, длинноволосый и бородатый. Голова свесилась набок, глаза прикрыты. Вийон понимал, что он должен был вырастать из креста много дней, может, недель. Сперва в дереве едва проявлялся абрис головы. Потом медленно, как выбирающаяся на свет бабочка, он все заметнее выставлял из дерева свое тело. Рос и делался сильнее.

Пока наконец голова не отделилась от дерева, и тогда из него медленно, день за днем, начали вырастать туловище, бедра и ноги.

Что дальше? У Христа еще не сформировались ступни. Не было у него и кистей рук, все еще скрывавшихся в деревянной балке. А что будет, когда однажды вся его фигура вырастет настолько, что уже ничто не будет соединять ее с крестом? Что случится, когда он сойдет в мир?

Сказать, что Вийон боялся, было бы неверно. Поэта трясло, но не от испуга. Он просто не знал, что обо всем этом думать. Смотрел на медленно вздымающуюся грудь незнакомца и понимал, что таинственный носитель деревянной вести спал либо был погружен в летаргию.

Вор отступил, чтобы светом фонаря не пробудить Деревянного пророка. Деревянного? Деревянного? Пророка? Но ведь не Христа же?! Вийон охотно прислушивался к еретикам, но, черт побери, никогда бы не сказал, что этот мерзкий выродок, это неземное создание, выросшее на кресте, как чирей на лбу прокаженного, что это… Иисус Христос из Назарета…

В одном он был уверен. Ангелин не врал, когда вырезал две скульптурки: пробста и Христа. Сын Божий и правда пребывал в плебании.