Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы

Вийон замер. Perfecti… Совершенные… Добрые люди. То есть манихеи, прозванные катарами. Но откуда они взялись здесь и сейчас? Через двадцать десятилетий после крестового похода Симона де Монфора, после захвата Монсегюра, после инквизиции в Монтайю и сожжения братьев Отье. Однако культ Добрых людей выжил в Лангедоке; корни манихейской веры тянулись так глубоко, что не сумели справиться с ними ни мечи крестоносцев, ни доносы шпиков, ни огненные костры, сложенные Арно, Селла и Катала в Кагоре, Тулузе, Альби, Каркассоне, Бернардом Ги в Монтайю и во многих других городах и селах, лежащих у подножия гор.

– Верно ли я услышал, мастер Петр? Тот горбун выдал своих товарищей, катаров, и благодаря этому получил прощение?

– Так мне помнится.

«Когда б ты был добрым человеком, приволок бы я тебя к Ру…» – словно прозвучало в голове Вийона. Выходит, Ру убивал манихеев? Добрых людей? Ведь именно так называли друг друга катарские perfecti! Только откуда им здесь взяться? Но погоди, погоди, ведь поблизости никто не исчез! А это значит, что…

– Мастер Петр, Ру убивает отступников веры. Нынешних манихеев, то есть катаров. Привозит их издалека, наверняка связанных и упрятанных, а потом, пользуясь твоей помощью, переправляет на тот свет. Послушайте, ему может казаться, что он – ангел, который избавляет мир от ереси! Он – безумец!

– Манихеев, говоришь? – Вийону показалось, что Петр затрясся от страха. – Может, и правда. А может, и нет.

– Тот горбун, – выпалил поэт, – ненавидел свою мать! Говорил, что добрые люди приказали ей сбросить плод, то есть его. Я этого сперва не понимал, но теперь полагаю, что речь шла именно о катарах! Они назывались Добрыми людьми.

– Ты прав, – прохрипел Петр. – Судя по тому, что болтали на процессе, манихеи были врагами всего, что возникало в результате плотского общения. Беременным девицам приказывали губить плод во чреве. А церкви превращали в дома разврата!

– А вы об этом откуда знаете?

– Как это – откуда? – неуверенно спросил Петр. – Инквизитор так объявлял на процессе горбуну. Говорил, что еретики верили, будто в каждом плоде находится дьявол и приказывали женщинам от них избавляться. Что скоту причастие давали. И что целовали под хвост черного козла!

– Это было давно и неправда. Но если мать горбуна была катаркой и ей не удался тот фокус, то у уродца и вправду была причина ненавидеть манихеев.

Установилась тишина.

– Мастер Петр, мне нужно поговорить с кем-то из тех, кто чтит манихеев. Знаете кого-нибудь?

– Полагаешь, будто я знаю каждого еретика отсюда до Нарбонны?

– А не вспоминается вам кто-нибудь, кого подозревали бы в ереси? Не было таких случаев в Кагоре?

Петр раскашлялся. А когда поднял на Вийона красные глазки, поэт прочел в них страх.

– Однажды был донос… Что в доме одного мастера встречались еретики. Что справляют там шабаши и бесчинства. И что это – катары. Но на процессе обвиняемый от всего отказался и торжественно в том поклялся.

– И кто это такой?

– Мастер оружейник Рауль Нотье…

11. Нотье

Подмастерье щипцами вытащил из горна раскаленный до красноты прут. Положил его на наковальню, придержал. Нотье поднял молот и принялся бить – раз за разом. Лупил так, что летели искры.

– Стало быть, – проворчал, не прерывая трудов, – чего тебе на сей раз понадобилось, кум? Когда уже оставишь нас в покое?

– Пришел я к вам, мастер Нотье, потому что только вы и можете мне помочь.

– Нужно вам что-то из мастерской? Я ведь говорил, что мастер Петр уже получил от меня меч…

– Дело не в мече, а в вас. Кто-то похищает ваших сотоварищей, мастер Нотье.

Действительно ли оружейник взглянул на второго из своих подмастерьев? Вийон не был в том уверен.

– Не понимаю, о чем это вы говорите, – проворчал Нотье, лупя молотом по наковальне. – Но не след меня обвинять в принадлежности к еретической секте. Я давно уж отказался от связей с альбигойцами и был совершенно очищен от подозрений, которые навлек на меня тот мерзкий донос епископу.

– И все же тот ублюдок Дюмон обзывал вас катаром!

Мастер бросил молот, схватил раскаленный прут с наковальни. Трое его помощников были еще быстрее. Вийон получил в лоб чем-то твердым, один из подмастерьев ухватил его за плечо, второй – за пояс, третий – удерживал его левую руку. Бросили его на деревянный стол прежде, чем успел он произнести «Аве Мария», удержали, придавили цепью.

Нотье быстро приблизился, держа в руке раскаленный прут, посветил им в глаза Вийону.

– Кто тебя сюда прислал, палаческий прихвостень? Епископ? Синдик? А может, инквизитор Дампье?! Кто бы это ни был, ты не выйдешь отсюда без клейма на морде!

– Значит, не боитесь вы, господин Нотье, ангела с мечом огненным, что увлечет вас в ад? Не боитесь господина Ру, который ненавидит катаров, как старый священник – невинность молодых девиц?

Нотье замер. Вийон видел, что попал в больное место.

– Ты что-то знаешь! – выдавил мечник. – И знанием этим тебе придется поделиться!