Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы

Фарамон захлопнул окно, отрезая себя от смрада и шума торговой площади. Подошел к инкрустированному золотом секретеру и выдвинул верхний ящик. Взял сложенный лист пергамента. Воспоминание о Жанне вернулось снова. Он взял в руки стилет, покрытый арабскими надписями. Знал, что время еще не пришло, но не мог удержаться от мыслей о том, что должно было вскоре случиться. Он был сыт этим миром. Хотел отсюда сбежать, взлететь в небо и попасть туда, в подоблачные просторы. Он стоял и ласкал стилет пальцами.

* * *

Кладбище располагалось на скалистом склоне. В сиянии осеннего солнца выглядело оно меньше, чем на самом деле, казалось каким-то уютным. Ветер шелестел стеблями сухой травы, подхватывал с земли пожелтевшую листву. Кладбище было старое, почти позабытое. Некогда хоронили тут богатых мещан и купцов, но от них остались лишь древние, растрескавшиеся плиты на размытых дождями могилах. Теперь некрополь служил местом последнего приюта для бедняков, самоубийц, убийц и преступников.

Вийон выглянул из-за каменной плиты. Над крышами домов он видел щербатые башни Высокого замка. Те заслоняли половину горизонта, пугали черными дырами остроконечных бойниц. Замок, перегородивший единственный путь к городу между излучинами реки Ааре, издавна лежал в руинах. Его вымершие, лишенные крыш строения стали приютом для нищих и бродяг. Бейлиф Ренна сидел в Нижнем замке, расположенном у подножия скалистого уступа, на котором высился замок Высокий, а князь Конфарреро, Анри Черный, обитал в замке далеко отсюда, на юге. Да… Все в этом месте медленно превращалось в руины. Тут не строили больших домов и замков, а на месте каменных строений изо дня в день вырастали смердящие мазанки.

Он быстро нашел могилу, раскопанную Лионелем и Рабюстелем. С прошлой ночи тут никого не было. Никто не закопал зиявшую в земле яму, из которой вынули гроб. На траве все еще лежали инструменты грабителей.

Вийон заглянул в яму. Гроба нигде не было видно. Он склонился над раскопанной могилой и замер. На песке увидел несколько обожженных щепок, почерневших кусочков дерева. Огляделся вокруг. Накрененная плита на соседней могиле была жутко закопчена. По другую сторону ямы он увидел большое пятно пепла. Осторожно дотронулся до него – серый прах ссыпался под пальцами. В густой пыли заметил несколько почерневших кусочков костей, подплавленную пуговицу… Значит, вот что осталось от Рабюстеля. Сгорел до пепла. Лионель не врал. Сатанинская сила покойницы испепелила и гроб.

Он чувствовал подступающее головокружение. Оперся о соседнее надгробие. Что тут произошло? Труп, загорающийся после открытия гроба? Может, ловушка? Но кто поставил бы такую в могиле девушки, похороненной на заброшенном кладбище? Может, все куда сложнее, чем он полагал? Он не знал, кем была умершая. Лионель говорил о патрицийке. Благороднорожденная на таком кладбище? И что случилось с телом? Тоже превратилось в пепел? А может, умершая была упырем?

Он медленно обошел могилу. Не нашел следов ног, но вдруг среди затоптанной сухой травы заметил перо. Большое, жесткое и твердое. Поражающее своей незапятнанной белизной. Оно явно не принадлежало ни одной из известных Вийону птиц. Он поднял перо, ошеломленно глядя на него. Откуда и почему оно тут появилось?

Поднял глаза к солнцу. Оно опалило непривычные к свету зеницы, ткнуло в череп тысячами колючих лучей. Вийон погрозил небу кулаком, а потом согнулся, набросив на голову капюшон. Похоже, придется раскрыть еще не одну тайну, связанную с этой могилой. Узнать, что тут случилось и откуда взялось перо – ключ к небесным пространствам. Этот птичий знак облаков, туч и небесных бездн, которые он так презирал, потому что они оставались недостижимыми для человека, приводил его в ярость.

* * *

…Он летел к солнцу. Поднебесные пространства, в которые он когда-то глядел с земли, ошеломляли бескрайностью. Огромные, пустые, но невероятно величественные, они были наполнены ветром, светом и облаками. Фарамон несся к ним. Летел, освобожденный, переполненный жизнью и радостью. Поверхность земли внизу казалась серой и печальной, окутанной туманами, испарениями, бурыми пятнами. Там занимался холодный осенний рассвет. Иней на травах, с деревьев опадала желтая листва. Все выглядело словно съежившимся, замерзшим и скрученным.

Вверху было иначе. Солнце взошло над линией горизонта и светило теперь Фарамону прямо в глаза. Он насыщался золотистым светом, летел, несомый поднебесными вихрями, купался в чистой синеве. Облака сверкали белизной, которую никогда не попирала нога вонючего нищего из Ренна; его же они искушали ледяными вершинами, приманивали свежестью и надеждой на отдых. Он уступил им, изменил направление полета и заскользил в их сторону, летя наперегонки с ветром. Фарамон чувствовал, что он – чист. Что в нем нет никакого зла, которое он познал давным-давно, живя в Ренне. Он освободился от телесной оболочки, освободился от мерзкого, давящего его тела – тела куколки, чтобы теперь бабочкой подниматься в поднебесные бездны.