Алхимик бросил на него короткий взгляд. Поднялся и захлопнул толстенную книгу.
– Ты, Вийон? Еще не пляшешь в петле?
– Да уж, Петр Крутиворот еще со мной не встретился. А ты что? Все слепнешь над книгами? Ох, Мальви, Мальви… Лучше пошли к девкам. У меня сейчас одна есть. Или знаешь что? Пойдем выпьем вина у Слепого Ганса!
– Вина. Нет… – Мальви сухо закашлялся. – Я уже не могу пить вино. И у меня хватает работы.
Вийон взглянул на обложку книги. Красные линии названия вились, словно драконы. «
– И зачем это вообще нужно?
– Красная тинктура[73]
,– ответил Мальви. – Все мечтают о ней, потому что…– …она трансмутирует любой металл в золото, продлевает жизнь и является сокровищницей всякой мудрости, – закончил Вийон. – Вот если бы она трансмутировала воду в водку – вот было бы дело. А золота больше всего в карманах купцов. Вон тех, – махнул в сторону окна, за которым был слышен уличный шум. – А может, она умеет трансмутировать совесть? Сделает так, чтобы те, у кого ее побольше, могли уделять ее убогим? А может, она поможет нам, чтобы мы наконец-то вырезали всех богачей?
– Если вырежете одних, то скоро появятся и другие. И, вероятней всего, станут ими те, кто вырезал предыдущих.
– Тоже верно.
Алхимик подошел к окну. Взглянул на улицу. Отсюда, с самого низа, будто со дна распадка, она напоминала мрачное, едва освещенное ущелье с гладкими кирпичными стенами, продырявленными окнами и круглыми розетками. Мальви остановил взгляд на ободранной толпе нищих и на стоящих под домами распутниц.
– Все распадается, – сказал он. – Старый мир рушится. На его останках родится новый. А я уже много лет думаю, что алхимия могла бы оздоровить людей. Исцелить больных. И дать им счастье, дать нечто большее, чем только холод, грязь и разврат. Дать им богатство…
– Дать золото?
– Если золота много, оно теряет цену. И поэтому перестает быть целью человеческой жизни.
– Пустой треп. А я тут не для того, чтобы философствовать. Мне нужна твоя помощь! Что ты знаешь об упырях?
– Упыри? Все что-то о них знают, Вийон. Новокрещенцы говорят, что умершие встают из могил потому, что, как говорил Альфред де Вари, Бог мстит нам за то, что мы не остались его рабами. Священники же, в свою очередь, полагают, что это дела дьявола.
– А ты слышал, чтобы из могилы вставал летающий упырь? Который поднимается в воздух…
– Летающий упырь? Ну, говорят, есть летавицы. Еще летают колдуньи – на метлах, на шабаш. Но мертвые? Мертвые не летают. Не могут летать. Это было бы святотатством.
– Святотатством… По отношению к кому? К Богу или к апостолам?
– К земным законам… Ничто не может покинуть землю. Ничто не может от нее оторваться. Все должно оставаться здесь. Бог создал нас своими рабами. Приковал к этой земле. А чтобы приковать сильнее, послал нам Христа, чтобы мы в него верили и покорно ждали. Сделал так, что мы вечно должны тут гнить… Никогда не вырастут у нас крылья! Если бы не дьявол, мы бы не были теми, кто мы есть. Погоди… – он остановил взмахом руки Вийона, который уже открывал рот, собираясь ответить. – Я кое-что вспомнил… Крылья… Знаешь, однажды я видел книгу… Автора не помню… Называлась она, кажется, «О воздушных демонах». Поищи там. Может, найдешь там подсказку.
– «О воздушных демонах»? Это о ком, о сильфидах?
– Не только. Нынче немногие читают книги. Кажется, я видел ее в библиотеке нашего коллегиума.
– Коллегиума? Это хорошо. – Вийон выглядел приободренным. Глаза его странно блеснули. Он потер руки и по-дурацки ухмыльнулся. – Знаешь, что я тебе скажу. Из этого мира тяжело сбежать. Даже после смерти.
– Она убила себя, Вийон.
– Как это? Сама себя?
– Да. – Люп сплюнул. – Странно, да? Дочка бейлифа Ренна воткнула себе кинжал в сердце. Причем – на самой высокой башне города. В Высоком замке.
– Но зачем она это сделала? Ей было плохо на этом свете?
– Как знать. Но знаешь что, Вийон… их было больше… – бормотал Ле Люп. – Типа, тех самоубийц. – Он ловко сплюнул в кулак. – Несколько богатеньких свихнулись. Пошли в Высокий замок и там покончили с собой. Зараза… Что у них, эпидемия, или как? Всех похоронили на старом кладбище. Самоубийц всегда там зарывают, верно?
Вийон не отвечал. Чувствовал себя так, словно с утра у него не было во рту ни капли пива.
Створки с тихим треском поддались, Вийон осторожно отворил их. Достал кинжал, всунул в щель между оковкой, поднял крючок. Петли скрипнули, окно раскрылось. Он быстро и тихо скользнул на пол.
Когда-то библиотека коллегиума в Ренне пугала его своими размерами. Вийона, как признанного гуляку и скандалиста, давно вычеркнули из реестра парижских студентов, поэтому в скриптории делать ему было нечего. Чтобы найти то, что ему было нужно, приходилось прокрадываться сюда ночью и делать то, что он умел лучше всего, – воровать.