До конца так до конца, все равно без Изольды не будет жизни. Надо благодарить судьбу за каждый час, за каждую минуту, проведенные вместе. Да можно ли притворно, понарошку так радоваться каждой встрече, понарошку быть такой необузданно-страстной, такой ненасытно-ласковой? И сейчас поди ждет…
Ждет, как бы не так! Она же велела приходить только завтра! А прежде он должен позвонить. Но он не может ждать до завтрашнего вечера — это ж целая вечность. Он просто не доживет до завтра…
…Валентин долго метался по крошечному пятачку между кроватями, столом и дверью и не знал, куда себя деть, на что решиться. Ему не хватало жизненного пространства, свежего воздуха, холодного рассудка, бесчувственного сердца и еще много чего другого, что помогает в таких случаях. Потом, уже в сумерках, догадался пойти на улицу. Но и там показалось тесно, а воздух отдавал бензиново-фенольным привкусом. На Посадской улице он сел в автобус и вскоре очутился на окраине города.
За кольцевой автомобильной дорогой начиналась лесопарковая зона. Валентин дошел до ближайшего магазина, купил чекушку и плавленый сырок и углубился по утоптанной тропинке в сосновый лес. Шел он размашистым шагом и вскоре очутился возле огороженного дощатым забором коллективного сада. Здесь он остановился, свинтил с чекушки пробку и сделал несколько больших глотков. Водка почему-то сильно отдавала плесенью. Держа чекушку в руке, Валентин еще немного прошел по тропинке вдоль забора, через силу прикончил содержимое чекушки, швырнул ее в снег и вдруг ощутил в себе решимость переступить через наложенный Изольдой запрет. «Дело такое: будем наглеть, — подумал он и уточнил: — Будем наглеть до конца!»
Однако напрасно давил он на кнопку звонка, который раз за разом послушно проигрывая мелодию «Турецкого марша», напрасно в паузах напрягал слух, пытаясь уловить за дверью какой-нибудь живой звук — так и не дождался. Это было очень странно, потому что, проходя через двор, Валентин видел свет в окне Изольдиной комнаты.
Потом, сидя на голубой скамеечке с выломанной спинкой, возле подъезда дома напротив, он долго смотрел на ее окно, не замечая никаких признаков жизни за портьерами с золотыми подсолнухами… Валентин смотрел на эти ставшие уже почти родными подсолнухи на нежно-изумрудном фоне, столько раз виденные изнутри комнаты (только вчера вечером задергивал их своими руками), смотрел, в глубине души боясь, как бы не промелькнула по ним быстрая тень: хотелось верить, что Изольды нет дома, а свет она, уходя второпях, просто позабыла выключить…
Но вот в темном проеме кухонного окна засветился под самым потолком желтый прямоугольник окошечка, выходившего на кухню из ванной комнаты. Засветился, а немного погодя погас…
Снова подниматься на пятый этаж Валентин не стал. Водочные пары испарились, а вместе с ними испарилась решимость наглеть до конца.
26. Сыщик поневоле
В телефонной трубке еще не отгудел первый протяжный сигнал, а на другом конце провода уже возник до боли знакомый, по-кошачьи ласковый и уютный Изольдин голос:
— Я слушаю!
— Привет! — дрогнувшим голосом отозвался Валентин.
А в ответ знакомый ликующий вопль:
— Валька, беги скорей, а то умру!
Не переводя дыхания взбежал по лестнице, с шумом ворвался в прихожую, увидел висевшую на плечиках бежевую Изольдину дубленку, а в следующее мгновение сияющее лицо самой Изольды в проеме кухонной двери. И замер, оцепенел.
Изольда бросилась ему на шею и стала жадно покрывать его лицо поцелуями.
— Валька, Валька, чудо ты мое, мучитель мой!..
— Я вчера приходил к тебе, — сказал Валентин, раздеваясь и вешая свой пуховик рядом с дубленкой. — Звонил, звонил…
— В дверь?
— В дверь.
— Неужели ни одного исправного автомата не нашлось? А на вахте у вас телефон отключили за неуплату?
— Я случайно возле твоего дома оказался, — не моргнув глазом соврал Валентин. — Гляжу: в окошке свет… А ты, значит, дома была?
Изольда взяла его за руки и с укором посмотрела в глаза:
— Не делай больше так. Не надо. Я ведь не знала, что это ты звонишь.
— Спросила бы.
— Я вечером даже не подхожу к двери. С некоторых пор стала ужасной трусихой. Ну все, мой руки и — за стол. Сегодня угощу тебя пельменями!
Войдя в ванную комнату, он запер дверь изнутри на защелку. Затем пустил воду и, раскрыв дверки туалетного шкафчика и заглянул внутрь. На полочках стояли шеренги разноцветных флаконов и баночек, куски мыла в красочных обертках, бритвенный станочек «Сенсор», раскрытая упаковка презервативов, раскрытая упаковка прокладок с крылышками. Еще он увидел резиновую клизму, рулончик лейкопластыря, пузыречек йода, вату, бинт, водный термометр. Однако ни пистолетом, ни патронами, ни просто порохом здесь не пахло.
— Валюш, ты скоро? — крикнула Изольда из кухни. — Пельмени уже сварились!
— Иду!