Имитация

– Вам плохо?

– Нет.

– Вы говорили сами с собой только что.

– Нет, я…

– На время ремонта моего кабинета мне выделили комнату в подвале. Приходите в любое время.

– В подвале?

– Бывает, что в жизни случается событие, которое трудно пережить. Но вы должны держаться. Ради семьи.

– Что?

– На ваших глазах машина сбивает человека. Или что-то случается с ребенком. Вы должны держаться.

– У меня нет ребенка.

– Одиннадцать лет назад с вами случилось несчастье.

– Не одиннадцать, а девять.

– Одиннадцать.

– Отстаньте.

– Илья, посмотрите на меня.

– Отстаньте.

– Не теряйте чувства реальности. Посмотрите на меня. Ответьте, с вами все в порядке?

Что ей от меня надо?

Я поворачиваюсь и ухожу по лестнице вниз. Ниже и ниже. Впереди кто-то идет. Он высокий и светловолосый.

– Эй! – кричу я.

Он оборачивается и улыбается. И следует дальше по лестнице, ведущей вниз.

– Тот! – кричу я.

Он ускоряется. Я ускоряюсь.

Оказываюсь в подвальном помещении. Я уже был здесь. На одной из стен вывешены зеркала с подбитыми краями. Бывший хореографический зал. Я здесь один.

– Эй!

Крик отдается эхом. Тота нет. В конце коридора со скрипом, медленно открывается дверь. На пороге оказывается Анна Ивановна. Когда успела спуститься? Ее пятки сведены, руки вытянуты по швам.

– Все-таки решились зайти, Илья?

За ее спиной стоматологическое кресло. Что оно там делает?

– Это кушетка, – читает мои мысли Анна Ивановна. – Вам нечего бояться, Илья.

Я не верю ей. Это стоматологическое кресло.

«От конфет болят зубы».

Во рту тупая, ноющая боль. Вспоминаю, как во сне прикусил язык и сколько было крови на подушке.

Анна Ивановна стоит навытяжку, как портрет в полный рост, в рамке дверного проема. Автопортрет. Сзади нее кресло и бледный искусственный свет.

Я бегу. Долго бегу, пока не оказываюсь на улице среди людей, куда-то спешащих. Я посреди дороги, на пешеходном переходе. Я задыхаюсь, вдыхаю, но не вдыхается, я захлебываюсь воздухом. Меня толкают в плечо, чтобы я шел. Зеленый свет светофора мигает.

– Что за черт? Почему события следуют друг за другом без передышки, как в кино, не как в жизни? – спрашиваю я. Меня толкают в плечо. Уже горит красный. Сигналит автомобиль. Я делаю несколько шагов и оказываюсь на трамвайной остановке.

– Может, я все еще сплю? Может, я не прикусывал язык и не было крови? Проснусь и пойду в консерваторию. А завтра – мой день рождения. Завтра мне станет девятнадцать лет.

Опять эта утробная боль. Меня мучают, а я не замечаю. Мне выворачивают шею, а я думаю, что это тревога. Нет никакой тревоги. Есть только большой невидимый убийца, медленно сжимающий пальцами горло. Я захлебываюсь страхом.

– Студенческий предъявляем.

Я в трамвае. Вытягиваю из кармана студенческий, раскрываю, показываю. Руки все еще трясутся. Паническая атака или приступ страха, что-то такое. Со мной и раньше бывало. Впервые это случилось в день рождения, когда мне исполнилось восемь. Тогда все были в масках: Вика – лиса, мама – заяц, папа – волк. Только это был не папа, а дядя Костя.

Черт. Как и сейчас. Это не папа. А снова Костя. Тот парень, что звонил мне от имени папы, тот парень, что украл мою фугу и продал ее, тот парень, что подсовывал мне загадки – всё это его рук дело, я уверен – тот парень. Его зовут Костя. Как и меня… звали в детстве.

Доезжаю до конечной. И иду. Иду по прямой. Я знаю, куда иду.

Желтый утес.

– Папа, мне страшно.

Хватаюсь за оградку. Далеко внизу округлые глыбы, такие, словно их веками точило море. А потом море испарилось. И остались только они, глыбы, сухие и лысые, каменные утопленники, которых наконец нашло солнце.

– Папа, у меня что-то болит. Всегда.

Дальше – луг. Летом он полностью зеленый, а сейчас белый с черными прогалинами. Мертвенно бледный с трупными пятнами.

– Папа, вернись и спаси меня.

Дотемна сижу на утесе – прямо на земле. Промокли джинсы, ну и черт с ними. Меня здесь что-то держит. Здесь пропал без вести мой папа.

* * *

Нет сил даже развязать шнурки.

– Надо двигаться вперед, мама.

Голос Вики.

– Подожди, дочка. Какие-то звуки в прихожей. Илья пришел?

– Нельзя жить одними воспоминаниями, – говорит Вика.

Топот босых ног по полу, и вот мама уже здесь.

Я сижу истуканом, нагнувшись к ботинкам. Так и не развязал шнурки.

– Привет, Илюша. Голодный?

Я тяну за шнурок.

– Все будет хорошо, Илюша.

Показывается Вика. Она смотрит куда-то мимо меня и произносит:

– Оставь его, мама. Пусть им займется специалист. Я позвоню.

– Не надо, – говорит мама.

– Пусть им займется специалист.

Что, черт возьми, она имеет в виду?!

У меня снова перехватывает горло. Мне плохо. Мне очень плохо.

Мама опускается рядом и обнимает меня.

* * *

«Так бывает, – сказала мама вчера. – Ничего страшного, Илья. У тебя просто температура поднялась. Так бывает».

Она уложила меня, как маленького, дала теплого молока. Я не сопротивлялся.

«Завтра у тебя день рождения. Я торт испеку, – приговаривала мама, пока я лежал с закрытыми глазами. Она водила ладонью по моему лбу и все приговаривала и приговаривала: – Твой любимый торт «Медовик», и свечки поставлю, ты задуешь, загадаешь желание, и оно обязательно исполнится!»