Иммигранты (СИ)

В следующие три дня они не ночуют в мотелях. Наташа предлагает ехать кратчайшим путём, не останавливаясь, меняться за рулём и по очереди спать на заднем сиденье под тонким флисовым пледом, который невесть где спёр Локи. Просто вдоль этого шоссе почти нет мотелей, а купить в последнем посещённом городке палатку они не додумались.

Тони, правда, ставит на то, что оба вообще-то додумались, но не захотели проводить ночи бок о бок с Локи в одной палатке втроём.

Никаких разногласий, на самом деле, нет: на этом свете им нечего делить, да и любит же Тор за что-то своего брата. Так что они уже не хотят его высадить или развернуться, пусть договором аренды Локи уже не трясёт — когда и на каких условиях эта бумага перекочевала к Наташе, Тони проспал.

На заднем сиденье, пока Наташа неторопливо и бережно ведёт автомобиль, спится на удивление здорово. В тряских дорожных снах приходят, как в обратной перемотке, Морган, которую он впервые повёз смотреть мультфильм в настоящем кинотеатре, Питер, который впервые в жизни едет в аэропорт, пьяненький весёлый Роуди с висящим на шее развязанным галстуком, Хэппи, которому солнце мешает вести, и они все улыбаются. Так по-разному, так хорошо, что Тони всегда снится, будто и он улыбается им в ответ. Оказывается, в дороге с ним происходило много хорошего, пока он был жив.

Просыпаться в этой дороге тоже неплохо — за исключением того, что за окнами всегда пасмурно и пейзажи пошли разнообразные, как в Афганистане, и нельзя поднять уголки губ. Ну, и Наташа курит прямо за рулём и забывает выставлять руку с сигаретой в открытое окошко, тоже немножко раздражает. Но каждое пробуждение — хорошее: рыжие с пшеничным кудри Нат, странные разговоры на передних сиденьях, негромкая и не противная музыка на потрескивающих, будто заезженных уже за их маленькое путешествие, кассетах.

После одной Наташиной смены Тони слышит по пробуждении «Иммигрантскую песню» без бэк-вокала магнитолы. Поют её на два голоса и шёпотом. Локи шуршит размотанной и чуть пожёванной плёнкой, непрофессионально пытается крутить кассету на огрызке карандаша, втягивая её назад; Наташа тихонько отстукивает ритм по рулю обеими ладонями.

— Почему именно «Иммигрантская песня»? — Тони сонно потягивается на заднем сиденье и садится. Накрывает пледом голову, кутается в него: Наташа пыталась проветрить салон, и с утра тут прохладно.

— Потому что мы все тут — иммигранты, — на удивление легко и беззаботно отвечает Локи и не глядя протягивает кассету и карандаш назад. — Почини мою музыку.

И Тони чинит.

Ползут они медленно, как черепахи — хотя, по авторитетному мнению Локи, черепахи вообще-то очень быстрые. Он знает, потому что сам был черепахой. «Форд» не выдержит бодрой езды, время в запасе ещё есть, и лучше уж предпочесть надёжность скорости. Тем более, компания не так плоха, а это всегда украшает и сокращает любую дорогу.

Вечером, когда Тони в очередной раз уступает место за рулём, всем троим кажется: серое небо на горизонте плавно-плавно, как на акварельном пейзаже, переходит в голубое. В тоненькую полосочку. Может, это Город Ангелов близко; может, коллективное самовнушение так хорошо работает. Но засыпает Тони приободрённым.

Ему снится то, чего никогда не было: его голова лежит на коленях у заплаканной Пеппер. Они едут из аэропорта, сразу после его возвращения из Афганистана, и она старается не всхлипывать, но так хорошо и по-особенному улыбается, что у Тони внутри что-то подрагивает за мёртвым реактором. Кажется, что это не сон, что он ожил и прыгнул во времени назад, чтобы всё сложилось раньше и проще, чтобы Морган была старше, когда он уйдёт, и помнила его лучше.

Надо что-то сказать Пеппер, и Тони открывает глаза, смотрит вверх на её лицо, тянет к нему руку и говорит:

— Бог мой!

Рука ударяется раскрытой ладонью о переднее сиденье. Не даёт слететь на пол или разбить голову, не ломается каким-то чудом. Оглушительный грохот, темнота — гаснут фары.

И долгая секундная тишина, которую прерывает Локи:

— Ты меня звал, Старк?

— Ты не мой бог, но сейчас тоже сгодишься.

Голоса у обоих дрожат. Наташа, сидя за рулём, закрывает лицо ладонями. Тони вскакивает, почти вылетает с заднего сиденья, открывает водительскую дверь и отнимает руки от её лица — думает, что та пострадала. Но она цела, только губы ещё более бескровные, чем обычно, почти белые.

Тони на всякий случай выводит её из машины. Усаживает на сухую колючую пожухлую траву на обочине.

— Тормоза, — объясняет она, когда может говорить снова. — Тормоза отказали. Мы могли умереть?

— Не хочу думать, куда попадёшь, если умрёшь в загробном мире, — вставляет Локи.

Он тоже бледнее бледного.

— Не хочу думать, нахер на пустом шоссе в загробном мире нужны дорожные знаки на чёртовых столбах, — бурчит Тони. — Помогите оттащить эту рухлядь в сторону. Посмотрю, что можно сделать.

Морда «Форда» всмятку. Будь она человеческим лицом, нос вдавило бы в череп.