Иммигранты (СИ)

Наташа дёргано кивает и, забывшись, начинает — впервые с тех пор, как они тут встретились — заплетать косичку, чтобы волосы не мешались. Тони уже в зеркале заднего вида наблюдает, как Локи косится куда-то на её затылок — и, не меняясь в лице, стаскивает с шеи свой ужасный шарф. Красиво заматывает им Наташину шею.

— Это подарок, — говорит он. — Всё равно кое-кто сказал, что этот шарф мне не идёт.

Выражения лица Наташи Тони уже не видит: на открытое синюшное горло Локи лучше не смотреть, пока не свыкнешься с этой мыслью.

***

— А говорил, что сам собрал костюм в афганском плену. Врал?

— Не врал. Но тогда террористы приносили мне запчасти и инструменты, а ещё со мной был Инсен.

Наташа сидит рядом на асфальте, на полустёртой разделительной полосе. Тони иногда выглядывает из-под днища «Форда», и она подаёт ему бутылку с водой или нехитрый инструмент. От Локи во время таких «выходов в свет» видно только руку или ногу — смотря что он свесил с заднего сиденья, на котором лежит, совершенно бесполезный, но очень расстроенный.

— Понимаешь, Романофф, он намекает, что ты менее полезна, чем террористы, и лучше бы была инженером.

— А чего это только я?!

— От меня хотя бы хочется отделаться. Так что я его вдохновляю.

Наташа фыркает.

Тони не хочет выбираться из-под «Форда»: так можно представить, что она улыбается.

По дороге никто так и не проезжает, и не у кого попросить инструменты получше, попросить подбросить до ближайшего населённого пункта, где Наташа и Локи своими незаконными и общественно порицаемыми методами за пару часов наскребут на новую развалюху, которой хватит до Города Ангелов. Всё через задницу, думает Тони, вытирая пот со лба. Всё через задницу, и совсем как в Афганистане: пустынный бежево-серый пейзаж вокруг, разве что не песчаный, а травяной, противная сухая духота. И небо здесь уже не совсем серое, а точно как над пустыней — бледного выцветше-голубого оттенка, как с выгоревшей старой фотографии. Наташа подтверждает — в Сирии точно такое, они долго-долго торчали там с Сэмом и Стивом, пока не пришёл Чёрный Орден.

— Слушай, — доносится до Тони из-за мятого поднятого капота голос Локи, полный надежды и жажды сделать хоть что-то, — а может, кто-то из тех террористов покончил с собой, и их можно найти, и они принесут тебе запчасти, как тогда?

Тони даже задумывается.

— Во-первых, это было бы долго, — отвечает он, потирая нос и оставляя на нём чёрные следы, — а во-вторых, я их всех, кажется, убил.

— Какая жалость, — вздыхает Локи.

«Форд» всё ещё не воскресает, и Тони, выворачивая его железные внутренности и вытягивая мёртвые жилы проводов, слушает обрывки беседы Локи и Наташи. Они пытаются вскипятить воду на костре на обочине, чтобы залить ею растворимый кофе, завалявшийся в рюкзаке Наташи.

— Не выдумывай, — вполголоса просит Локи. — Не выдумывай, Романофф. Не приму назад. Это нормально, что у меня синяя шея. Я же йотун-полукровка. Голубой асгардский мулат.

— Доедем до города — куплю тебе конфет.

— Я всё равно скоро ухожу отсюда. Лучше купи себе красную помаду на эти деньги. Представь, что от меня.

— Какая-то почти мошенническая схема. Но ладно.

Даже Локи понимает, что из них троих по-настоящему торопится и переживает только Наташа.

Мимо так никто и не проезжает.

«Форд» не оживает — и не превращается после смерти в рабочие «Жигули», уничтожая теорию Тони о загробной автомобильной жизни в пыль.

— Давайте испортим дорожный знак, — предлагает Наташа после кофе. — Я так сделала в первый день. Меня раздражали запрещающие знаки. Тут же приехал полицейский, натурально без мозгов. Здесь же сплошная бюрократия и строгие законы, которые можно не соблюдать только главным. Я ещё спросила, а не на посту ли он застрелился от страха, он меня на двое суток закатал в участок.

— Я портил дорожные знаки за городом, — меланхолично отзывается Локи, перекатывая во рту леденец. Леденец стучит о зубы, и Тони, слыша это, ощущает внезапное раздражение внутри. — Толку не было. Они только в черте города работают.

Тони швыряет разводной ключ в траву, опирается на мятый капот двумя руками и длинно выдыхает. На него синхронно устремляются два взгляда.

— Почему по этому шоссе больше никто не едет?

— Потому что в Город Ангелов едем только мы, — предполагает Наташа.

— Неужели больше ни с кем не было ошибок? Или больше никто не хочет выбраться отсюда?!

Локи подбирает разводной ключ и протягивает его Тони. Взгляд случайно цепляется за чернеющие на коже отметины пальцев Таноса.

— Остальные, — спокойно объясняет Локи, — потеряли надежду. Многие вообще оказались здесь потому, что потеряли надежду. Я как-то выпивал с одним импрессионистом и его девушкой…

Дальше Тони не слушает. Гремит и лязгает погромче: с него пока хватает истории про Хемингуэя. Да и всех тех людей, что он видел вокруг. Локи и Наташа разговаривают на заднем сиденье, и она выходит оттуда только один раз, чтобы вскипятить ещё воды и взбодрить Тони не очень вкусным кофе. Потом оба сопят там, внутри, сидя — а Тони всё ковыряется и ковыряется, пытаясь из покалеченных запчастей собрать чудо.

Но чудес тут не бывает.