Иммунитет II (СИ)

следующая глава (дубль) будет удалена завтра утром, прошу прощения у тех, кто успел оставить отзывы!

Весна в Шотландии выдалась дружной. Земля быстро рассталась со снегом, и во многих местах уже вовсю пробивалась зелень. Снейп зачастил в Запретный лес, поначалу беря с собой в качестве наказания бывших «авадовцев», когда те являлись на отработки. Однако продолжалось это недолго: он быстро заметил, что все их походы, несмотря на нещадную эксплуатацию в качестве самой примитивной рабочей силы, ненормальные детки воспринимают как приключение. И землю роют, не гнушаясь процессом, а кое-кто и вообще как взбесившийся нюхлер.

Да и для него самого каждый такой выход становился весьма любопытным, потому что кроме указанных им объектов работнички частенько умудрялись раскопать очередной сюрприз. Так, откопали целую колонию бундимунов, выискивая лирный корень; собирая с кустов волосы единорогов, совершенно случайно нашли траву моли, которую у них радостно приняла Помона, да и еще много чего… Но, когда Поттер, пыхтя, как паровоз, вытащил за здоровенный, почти с его руку толщиной, корень, патологически огромную визгоперку, едва не оглушившую их всех, Снейп понял, что с него хватит. Еще немного, и можно будет открывать свою собственную кунсткамеру.

Последняя идея, кстати, принадлежала старшему Малфою, которого не так давно «дела бизнеса» занесли аж в Санкт-Петербург, где бывший казначей Темного Лорда вывел-таки на чистую воду господина Каркарова: выяснил, что тот желает возвращения этого самого лорда ничуть не более остальных, почти что чудом оставшихся на свободе коллег, изрядно опасается этих коллег, а уж тех, кто оказался в Азкабане, боится вообще до усрачки. Что, в общем-то, было понятно: болгарин не сдал следствию только Малфоя и Долохова, и то лишь потому, что не успел — другие подсуетились.

Люциус Малфой не был бы Малфоем, если бы не использовал все это на полную катушку, так что домой он вернулся вооруженным несколькими добротнейшими русскими автоматами со странным названием «Калашникофф» и еще кое-какими интересными штучками с явно женским именем «Феньюша». У аристократа руки чесались опробовать все это богатство в собственных подземельях, половина которых уже была переоборудована то ли в тир, то ли в небольшой военный полигон, а потому он срочно созвал туда своих бывших коллег по несчастью на предплечье. Конечно же, Снейп не мог пропустить такое веселье…

Правда, стоило ему увидеть, как леди Малфой деловито заглядывает в дуло «калаша», что-то внутри щелкнуло и он выступил с пламенной речью о том, что война не для женщин и, пока они, мужчины, живы, просто не имеют права допускать подобное. Чем сорвал аплодисменты всех присутствующих, неожиданно для самого себя смутился, покраснел и смылся обратно в Хогвартс — ну что же вы хотите, дела, дела!

Там он, летя к своему кабинету, попал в неотвратимо цепкие объятия компании любимых отработчиков, которые в результате все-таки уговорили его на ещё один поход за перьями болтрушаек. Окончательно насчет того, что пора завязывать с полевой практикой, он определился, когда после его заявления о том, что очередная вылазка за ингредиентами отменяется, «наказанные» дружно и разочарованно взвыли.

Он давно уже понял, что с появлением такого вот Поттера его жизнь сделала изящный кульбит, после которого приняла стойку на ушах и не имела, кажется, никакого шанса изменить свое положение. Но то, что стало твориться в школе, не поддавалось никакому описанию. А придраться было вроде как не к чему.

Его пугались теперь только младшекурсники, и то далеко не все. А вот прозвище «Профессор Патронус» звучало нередко, причем очень даже уважительно.

Все чаще стали обращаться к нему его «змейки», иногда просто ради того, чтобы посоветоваться по каким-то совершенно пустячным вопросам. Он долго удивлялся, когда услышал краем уха рассказ довольного Забини о том, как тому удалось поговорить с профессором Снейпом о свежеизобретенных матушкиных ядах. Когда до профессора дошло, что мальчишка попросту хвастался этим, ему стало даже немного не по себе. Как работать с детьми, которые перестали его бояться, он пока не представлял.

Тем не менее все шло как-то само собой и даже подозрительно гладко: дисциплина на факультете вовсе не ухудшалась и даже котлы на практических занятиях стали взрываться и плавиться много реже. Вот ведь странность! «Может, стойка на ушах — это как раз то, что было с моей жизнью раньше?» — думал он, выводя очередное «выше ожидаемого» на работах второго курса — Мерлин, как ты мог?! — гриффиндора.