— Массовая культура. Нет альтернативы для нее, или все-таки развитию культуры нужно сделать следующий виток и вернуться к формату, когда отдельно — массовая культура, отдельно — элитарная?
— Нет, не может массовая быть отдельно, должен быть плавный переход. Но просто массовая культура — это значит попса или низкая культура. Надо смело говорить слово «низкая», потому что есть высокая культура.
С английской актрисой Сарой Майлз, 1993 г.
— Как высокая мода и массовое производство.
— Конечно. И все то, что по статистике массовое, — это, знаете, диаграмма Гаусса, мы это прекрасно знаем со школы. Все, что массовое, будет средним, не будет очень хорошим. И поэтому мне лично более интереснее элиты — и то, как они создаются, и то, как они развиваются, — чем массы. А массы — это хвост, во всех смыслах хвост. И в Европе, и в неразвитых странах. Это хвост всего человечества. Хвост очень важный, но все-таки так же важно, в каком направлении идет голова, она от хвоста оторваться не может, если оторвется — будет революция.
— Но постоянная проблема в том, что творцу хочется денег, а деньги находятся в массовой культуре.
— Ну это абсолютная новость XX века. И в этом наше несчастье. Потому что — я в моей книге где-то уже поместил этот пример — во времена Моцарта тоже была поп-культура и были там какие-то популярные певцы, которые пели на ярмарках. Но сравнить их заработную плату с зарплатами, которые давал император, епископ, князь… Моцарт был богатым человеком, а очень популярный певец на ярмарке был бедным.
— Так может быть, тогда обязанность государства, которое пришло на смену императору, организовать рынок немассовой культуры?
— Ну, а кто платит за оперу в Европе и за все эти галереи? Просто есть тоже другая сторона…
— Но чаще всего не государство, а богатые люди.
— Нет, в Европе — государство. В Европе все оперы за деньги от налогов. А галереи тоже, знаете… все музеи современного искусства покупают произведения современного искусства по подсказке комиссии, которая говорит, что этот художник хороший, а тот, другой, не хороший. А народу все равно, они вообще этих художников не знают, не любят. Мне кажется, что там колоссальная коррупция в этом смысле, там испорченный рынок в такой степени, особенно в области живописи, что это просто ужасно. Архитектура существует серьезно, а остальное как будто мафия.
— Архитектура — это и ответственность за прочность, за технологии, там все вместе.
— Конечно, и за удобство. И все-таки массовый и не массовый инвестор — он проходит мимо, смотрит на дом, и ему нравится или не нравится. Хотя во время Ренессанса массы были против Ренессанса, это просто Медичи сказали: а нам это нравится, и наш вкус более развит. Медичи были образованными, а массы нет. Массы были консерваторами, плохо воспринимали что-то новое, а купол, который появился на флорентийском кафедральном соборе, был для них новостью. Это было не тем, к чему они привыкли, и они голосовали против.
— Но Медичи не спрашивали у масс.
— Спросили, получили негативный ответ, только не послушали. Городской совет не хотел этого, но его можно было и не послушать.
Современная Польша
— Сегодняшняя Польша, она сильно изменилась в сторону консерватизма по сравнению с Польшей десятилетней давности?
— Нет, абсолютно. Потому что прежде всего власть не консервативна. Наша сегодняшняя власть — она с консерватизмом мало имеет общего.
— А каким бы словом вы ее охарактеризовали?