Олег насчитал в подкрадывающейся к ним банде восемнадцать человек. Значит, никакого полноценного нападения ждать не следует. Будет обычный налёт. Олег уже не раз слышал, как поиздержавшиеся мелкие банды, не в силах совладать с охраной караванов, пользуясь ночной темнотой подкрадываются к имуществу торговцев, хватаю то, что можно легко унести — чаще даже просто продукты, и скрываются в лесу.
Нет, понятно, что беды может наделать и такой налёт — разбойники не стесняются и пускают в ход оружие против спящих или проснувшихся полусонных людей без раздумья, но устроить полноценный грабёж с захватом каравана таким просто не под силу.
— Приглашали? — спросила она, присаживаясь к костру на предложенную ей попону.
— Это не я, это он приглашал, — Агрий решил, что он кэп Очевидность, — Но я тоже рад тебя приветствовать за нашим скромным столом и угостить тебя нашим национальным зеенодским блюдом под названием шашлык.
Мясом Агрий разжился ещё два дня назад, в одной из растинских деревень, но то мясо так и лежало под Сохранением в фургоне. А шашлычок-то был из тех запасов, которые Олег прихватил с собой в дорогу ещё в Пскове, воспользовавшись теми бонусами, которые давал Пространственный Карман.
— Семеро, как вкусно, — промычала мечница, — И мясо получилось очень нежным. С моими-то зубами-обломками это самое то. Научишь, как готовить, Олег? Взамен мечного боя? Я тебе одну науку — ты мне другую. Согласен?
Смеша смотрела на обоих зеенодских дворян с признательностью и дружелюбием.
— Как раз о принципе «ты мне — я тебе», я и хотел с тобой поговорить, — кивнул Олег, — Ты бери ещё веточку, не стесняйся. Вот тебе и винишко, — он подал ей кувшинчик, полученный от приказчика, — А я тебе сейчас кое-что поведаю. Только надеюсь на твоё благоразумие и не болтливость. Ты ведь хочешь вернуть себе свою прежнюю неизуродованную внешность?
От дружелюбия, расслабленности и благодарности Смеши, после этого вопроса не осталось и следа. На Олега вновь смотрела злобная изуродованная наёмница.
— Я благодарна тебе за мясо, зеенодец, но мне пора идти…
— Не спеши, подруга, а то ведь и в самом деле упустишь свой шанс вернуть себе то, о чём мечтаешь всё время. Я же вижу это, Смеша и все видят, — он дождался, пока собиравшаяся уже вскакивать мечница, веря и не веря в серьёзность его слов, всё же решила дослушать, извлёк из кармана небольшой, в четверть ладони, золотой ромб с изображением двухглавого орла на одной стороне и короной на другой, — Ты ведь слышала о таком? — он покрутил ромбом под ошарашенным взглядом мечницы.
— Откуда это у тебя? — хрипло спросила она, — Это ведь пайцза? Сфорцевская пайцза?
— Она самая, — подтвердил Олег, — За незаконное владение которой полагается жуткая казнь. А законная даёт возможность добиться встречи с любым из соратников императора. Включая и его сестру королеву Улю Саарон. Про её целительские возможности ты тоже наверняка слышала.
Смеша импульсивно протянула к ромбу дрогнувшую руку, но тут же отдёрнула её.
— Откуда это у тебя, Олег?
— Это отдельная история. Сейчас я тебе её расскажу, — приготовился врать он, — Устраивайся поудобней. Время у нас ещё есть — думаю, не меньше пары-тройки склянок.
Глава 26
Мечницу Олег читал, как раскрытую книгу — настолько она не скрывала своих эмоций — и прекрасно понимал причины её жгучего желания верить в его, скажем так, весьма сказочную историю.
Смеша давно уже потеряла интерес к жизни. В дороге одна из арбалетчиц как-то рассказала Агрию, что наёмница в каждом бою так кидается в гущу схватки, что создаётся впечатление — она не победы жаждет, а своей гибели.
А тут вдруг перед ней появилась возможность-мечта. То, чего она хотела больше жизни, и на что не имела никаких шансов. На исцеление. Но разума Смеша совсем не потеряла.
— Подожди, Олег, а ты не заливаешь? — в её вопросе было совсем не подозрение в обмане, а огромное желание, чтобы он разъяснил ей несостыковки в своём рассказе, — Как твой брат мог выносить из боя смертельно раненную герцогиню Улю ре Сфорц, если она в любой миг могла себя исцелить? Про её огромные магические возможности все знают.
Тут не к месту Олегу вспомнился анекдот из прошлой жизни, и он чуть на ляпнул: «ну, ты же умница, придумай сама что-нибудь», но разумеется вслух он произнёс другое, отругав себя за неумелое враньё. Впрочем, ругался он зря — всё же лгать и обманывать его никто не учил. Скорее наоборот, и семья, и школа убеждали его быть честным.