Император

– и пожилая жена вице – президента ун-та, профессорша бог знает каких наук – терпеливо показывает мне завораживающие пассы руками моющего лошадь. Вот уж здесь проявилось, кто же в группе тупее всех тупых…

 Но ничего, ничего, я ещё иногда очень и очень, если аккуратно прислонить к тёплой стеночке, правда, кто проверит, найдутся ли желающие?

Памяти Кости Воляка

Легче гусиного пуха

Жизнь улетает:

Воспоминания мозаичны и, как их не "встряхивай", выстраиваются в причудливые узоры с одним и тем же общим замыслом.

Мудрость проявляет себя во множестве ипостасей, играет, искрится и – остается сама собой. Это о Косте.

Рядом с ним оживают и наполняются звучанием вечные и не очень, затертые и забытые истины.

Кратчайшее расстояние между

двумя точками есть прямая.

Евклид. Геометрия.

Это введенное им непреложное правило администрирования, руководства и научного менеджмента. Здесь Косте не было равных.

Он умел прорывать лабиринт, казалось бы, непроходимых бюрократических тупиков неожиданным и простым решением. В течение

многих лет он заставлял коллег вновь и вновь в изумлении разводить руками: "…Это же надо! Кто бы мог подумать!…".

Совершай дела как жертву,

Предоставь божественному

позаботиться о результате.

Бхагаватгида.

Перевод Б.Л.Смирнова.

Принцип "сделал и забыл", им исповедовавшийся, с одной стороны, лишал "дела" их монументальной значительности и

привязанности к ним, а с другой – приводил к поразительной работоспособности. Пустое дело было затевать с ним разговор в

сослагательном наклонении, в духе Манилова, о том, что "хорошо бы построить мост над прудом с беседкой для уединенных

размышлений", или обсуждать с ним успехи и неудачи других. Он говорил: "Разберись со своими прожектами, а результаты – твои и

чужие – сами о себе позаботятся". После ухода Кости коллеги были ошеломлены множеством направлений работы, которыми он

занимался. Все происходило незаметно, как само собой разумеющееся, без видимых усилий. Научная, редакторская,

административная, управленческая деятельность, и этот список можно развивать и дополнять.

Иллюзии лгут. Цвета разделяют.

Даже делимые – неразделимы.

Вигьян Бхайрава Тантра. Книга Тайн.

Перевод В.И.Нелина.

Для него все проявленное проникнуто духовностью и единением воспринимаемого и воспринимающего. Наиболее шокирующим

являлось отличие восприятия Науки от общепринятой концепции научной деятельности как служения великой цели познания мира.

Субъективность естественна в гуманитарных науках, в физических – довольно чудна и кажется невероятной в чистой математике.

Умение потрогать результат "на ощупь", буквально на уровне сенсорного восприятия, и способность предвосхитить витающую в

воздухе идею признается всеми товарищами Кости по научному цеху. Он никак не выделял Науку в особо почитаемую часть единой

духовности. И с редким упорством отстаивал абсолютную применимость всех законов Знания к Науке, которая составляет не малую,

но "равную" его долю. Чрезвычайно язвительно относился к героическому пафосу "жрецов науки", покоряющих "Эвересты" знаний и

готовых делить неразделимое на высокую, среднюю и низшую части.

Играй, божественная, забавляйся!

Вселенная – пустая скорлупа,

Где разум твой резвится беспредельно.

Неведеньем окутана мудрость,

оно людей ослепляет.

Вигьяна Бхайрава Тантра. Книга тайн.

Перевод В.И.Нелина.

Измерение игры, вносимое Костей в самые серьезные и "судьбоносные" научные и административные проекты, оказывало хороший

терапевтический эффект и охлаждало воспаленное воображение. Сама жизнь прекрасно ассистировала ему, густо сдабривая

реализацию любого замысла массой непрогнозируемых "вредных и обидных" деталей. С другой стороны, прекрасное знание

существующих реалий позволяло ему с легкостью браться за осуществление, казалось бы, фантастических идей и претворять их в

жизнь.

Нельзя быть настоящим математиком,

не будучи немного поэтом.

К.Вейерштрасс

Вспоминать о Косте нельзя без так любимых им стихов древних восточных мастеров:

Все приходяще

Будто лепесток

Упавший с розы

На исходе ночи Иду и иду,

А сколько еще

Идти, да идти

По летним полям.

Бусон.

Перевод Т. Соколовой-Дерюгиной

Зимний сумрак.

Распахнуты двери мои

В бесконечность:

Японская поэзия хайку XVI – XVII вв.

Перевод Дм. Серебрякова

Костя, как замечательный рассказчик, обладал в совершенстве искусством поймать мгновение "за хвост". Он наслаждался красотой

и точностью образов, неожиданными сменами ракурса и "печальным очарованием вещей", пропитывающим шедевры японской

лирики.

Первая командировка в Японию в начале 90-х годов произвела на него неизгладимое впечатление. Он вернулся в середине лета,

когда его семья была в отъезде, и обрушил "водопад" эмоций на меня. Вот уж поистине, ищущий да обрящет. Как оказалось, Костя

разыскал и проник в святая святых древней культуры – храмы и монастыри, неизвестные даже большинству местных жителей.

Исконный дзенский дух, по его словам, все еще жив в этих островках древней традиции, оберегаемый от наступающей

технократической эпохи. Он сожалел об одном: столько всего и не с кем поделиться.

Одиночество сияющим клинком

Рассекает душу