Император Алексей Ι Комнин и его стратегия

Алексей располагал в столице лишь небольшим отрядом, включавшим хоматинцев и варяжскую гвардию. Этот отряд, согласно сообщению Анны, не превышал 300 солдат. Все остальные войска были рассредоточены в наиболее важных крепостях на тех направлениях, которые находились под угрозой. Практически сразу после «комниновской революции», вероятно, весной 1081 года Алексей был вынужден переправить часть сил на азиатский берег Босфора, чтобы остановить наступление сельджукских банд Сулеймана Кутулмыша в районе Никомедии. Еще Фердинанд Шаландон тщательно проанализировал тактику Алексея на основании сведений Анны Комниной, которая опиралась в рассказах о боевых действиях своего отца на личные воспоминания его сослуживцев и соратников, в частности на Георгия Палеолога и, возможно, Татикия. Как следует из повествования Анны, Алексей не ввязывался в крупные сражения и применял против турок тактику конных рейдов, засад и разведывательно-диверсионной войны в соответствии с советами покойного императора Никифора II Фоки (963–960), с успехом опробировавшего подобную тактику на арабах в Киликии и Сирии[49]. Накануне прихода к власти Алексея Комнина Византийская империя, потерявшая Малую Азию и южную Италию, напрягала последние силы для защиты от норманнской угрозы. Предводитель французских норманнов, герцог Апулии и Калабрии Роберт Гвискар мечтал завоевать Константинополь столь же быстро, сколь легко он завоевал византийскую Лонгивардию. Выдающийся современник принцессы Анны Комниной, норманнский монах Ордерик Виталий создал замечательное историческое полотно на страницах своей хроники, которая рисует нам живые образы норманнских рыцарей и описывает деяния тех, кто своим мечем создавал норманнскую рыцарскую «империю», простиравшуюся на рубеже XI–XII веков от Англии и Нормандии до Апулии и Калабрии, от Сицилии до Антиохии[50]. Эта рыцарская «империя» стала ударной силой, которой было суждено остановить победоносный натиск сельджуков в ходе Первого Крестового похода 1096–1099 годов. Однако и после взятия Иерусалима крестоносцами в 1099 году на протяжении полувека сельджуки оставались главным противником франков на Востоке, а конфликт между южноитальянскими норманнами и Византийской империей серьезно ослаблял крестоносцев.

Несомненно, что активное участие западноевропейских рыцарей, в первую очередь норманнов и франков, в боевых действиях между Византийской империей и сельджуками – причем на обеих сторонах – во второй половине XI века разжигало аппетиты сицилийских и южноитальянских норманнов, которые мечтали о завоевании Константинополя. Роберт Гвискар атаковал западные границы Византийской империи и тем самым выступил, волей-неволей, союзником сельджукского «султана ислама» Малик Шаха, младшие родственники которого готовились вместе с ханами печенегов к операции по захвату Константинополя в 1080-е годы. Союз с магометанами не был для Роберта Гвискара неприемлемым решением. Роберт, вассал папы Григория VII, через своего брата Рожера активно вербовал в армию сицилийских арабов, которые приняли участие в захвате и разорении Рима в 1084 году. С этой точки зрения примечательно, что Гамурет Анжуйский – персонаж рыцарского романа Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль», написанного на средневерхнемецком языке в 1200–1210 годах – служит не кому-нибудь, а Багдадскому халифу. Вольфрам фон Эшенбах (1170/75–1220), немецкий рыцарь и миннезингер, вероятно, воевавший в Испании вместе с братьями ордена тамплиеров, хорошо знал хронику Вильгельма Тирского[51] и мог искать прототипы для своих героев в историческом повествовании об эпохе Первого Крестового похода. Гамурет Анжуйский, в романе Вольфрама воюющий на стороне Багдадского халифа от Персии, Дамаска и Алеппо до Испании и Марокко, представляет собой классического норманнского рыцаря-наемника, типичного для эпохи императора Алексея Комнина[52]:

diu seit, sîn manlîchiu kraft
behielt den prîs in heidenschaft,
ze Marroch unt ze Persîâ.
sîn hant bezalt ouch anderswâ,
ze Dâmasc und ze Hâlap,
und swâ man ritterschaft dâ gap,
ze Arâbîe und vor Arâbî

(15:15–20, 1)