Кем же были «отроки», упомянутые Анной в «Алексиаде»? Термин «οἱ ἀγοῦροι» – «отроки» встречается в византийской рыцарской поэме «Дигенис Акрит» (Gr. I, 47; VIII, 140)[186]
, датировка которой колеблется от эпохи императоров Романа II (959–963) и Никифора II Фоки (963–969) до Романа IV Диогена (1067–1071) и Никифора III Вотаниата (1078–1081). Если мы принимаем более позднюю датировку и связываем происхождение поэмы «Дигенис Акрит» – по крайней мере, в ее окончательном виде – не с арабскими войнами X века, успешными для Византии, а с сельджукскими войнами второй половины XI века, имевшими катастрофические последствия для империи[187], в этом случае мы можем допустить, что «отроки» из «Дигениса Акрита» и «отроки», упомянутые Анной в «Алексиаде», представляли собой какое-то особое подразделение, вероятно, конную тагму акритов восточных фем, отступавшую от Евфрата под ударами сельджуков в течение 1070-х годов до самого Босфора, но, при этом, сумевшую сохранить кадровое ядро соединения. Как следует из текста Анны, эти «отроки» неслучайно не только получили права лейб-гвардии императора, но и играли роль императорской свиты.Сразу же после описания успешных действий Татикия Анна сообщает о прибытии в Константинополь из Фландрии и Голландии отряда в 500 рыцарей, обещанных графом Робертом I. Вероятно, рыцари подошли летом 1090 года, снабдив Алексея 150 боевыми конями-декстрариями в качестве подарка и продав василевсу всех лишних коней, сверх контракта. Как уже отмечалось выше, в более поздних источниках – в частности, в романе Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» (1200–1210 гг.) – лучшими боевыми конями считались «kastelân» кастильские декстрарии (Parzifal 121, 24). Учитывая то обстоятельство, что Роберт Фризский ранее (около 1076 года) воевал против мавров на территории Галисии, т. е. принимал участие в Реконкисте в Испании[188]
, можно предположить, что его рыцари снабжались кастильскими декстрариями благодаря его старым связям. В то же время в самой Византии очень сильно ценились фессалийские и арабские боевые кони[189]. Подкрепления из Фландрии в сочетании с боевыми конями существенно восполнили боевые потери византийской армии, особенно в конском составе. Однако ситуация вновь осложнилась, и на сей раз – на восточном фронте, где с 1081 года, после переговоров Алексея с Сулейманом Кутулмышем, царил относительный мир.Абуль Касим, сельджукский эмир Никеи, назначенный в этот важнейший город Вифинии Сулейманом, начал наступление на Никомедию. Потеря Никомедии – удобного порта, располагавшегося на восточном побережье Мраморного моря практически напротив Константинополя, означала, что следующей целью атаки сельджуков будет уже столица империи. Византийские солдаты уже и так имели возможность наблюдать турецкие разъезды на азиатском берегу Босфора. Поэтому Алексей незамедлительно отправил рыцарей Роберта Фризского на азиатский берег Мраморного моря защищать Никомедию. Кольцо вокруг Константинополя неуклонно сжималось, и ромеи ожидали повторения страшных событий аварской осады 626 года и арабской осады 717–718 годов. В это время печенеги вышли на дальние подступы к Константинополю и подошли к деревне Русий. Император завязал бой с кочевниками в авангарде, а тем временем к Русию подошло подкрепление – гвардейская этерия «маниакатов». Так назывался отряд норманнских рыцарей, который сформировал еще стратиг-автократор Георгий Маниак для боевых действий против арабов на Сицилии[190]
. И хотя с момента гибели Георгия Маниака в бою с солдатами Константина Мономаха прошло уже почти полвека (1043 год), однако подразделение продолжало существовать в качестве своего рода «именного» или, если проводить аналогии с Добровольческой армией периода Гражданской войны в России, в качестве «цветного» полка. Но подкреплений было недостаточно. Из-за предательства печенега Неанца кочевники получили преимущество и, вероятно, атаковали наиболее слабые участки византийской армии. Алексей потерпел новое поражение.