Император Алексей Ι Комнин и его стратегия

Выставив заслон под командованием Георгия Пирра, Алексей, охваченный лихорадкой, прискакал в Русий, где застал город, объятый паникой. Улицы были забиты телегами и скарбом эвакуирующихся; солдаты, отставшие от своих воинских частей, рыскали по конюшням, стремясь раздобыть хорошего коня и поскорее убраться подальше в тыл; мародеры врывались в частные дома и растаскивали брошенное беглецами имущество. Император сумел кое-как навести порядок, провел мобилизацию всех боеспособных жителей города и выступил на помощь Георгию Пирру. Одновременно Алексей отдал приказ командирам инородческих отрядов – а именно Узе и Монастру, которые, видимо, имели под своим командованием тагмы узов – предпринять рейд по тылам печенегов. Этот рейд, очевидно, принес некоторые результаты, дезорганизовав тыл неприятеля. Этим обстоятельством и воспользовался Алексей, который атаковал печенегов по всему фронту, лично возглавив атаку домашних слуг императора. Атаке содействовали наемные сельджуки, расстреливавшие печенегов из луков. Анна в описании сражения опять приписывает отцу приказ спешиться конным лучникам. Понимая всю бессмысленность подобного приказа в конном бою с кочевниками, оставим литературные гомеровские аллюзии Анны без комментария. Вероятно, за этим эпизодом скрываются собственные представления Анны о тактике, воспринятые еще в юности благодаря чтению Гомера[191].

После сражения император отступил в Цурул, расположенный в восточной Фракии недалеко от северного побережья Мраморного моря, где был заблокирован печенегами. Анна приводит подробный рассказ о том, как отец приказал подвешивать к стенам города телеги, а потом, спровоцировав конную атаку печенегов, велел сбрасывать телеги со стен. Телеги неслись по склону вниз, нанося тяжкий ущерб неприятелю. Описание этого боя под Цурулом достаточно литературно, но, вместе с тем, малоправдоподобно. Вероятнее всего, Алексей сумел разбить передовые отряды печенегов около города и отбросить противника, а затем в начале декабря 1090 года вернуться в Константинопль.

Печенеги оставались хозяевами Фракии и Македонии, которые они нещадно разоряли. В это время над Константинополем нависла новая опасность. Упомянутый Чака Бей, атабек Смирны, соорудив флот в сорок боевых кораблей – вероятно, галерного типа, – и собрав также определенное количество грузовых судов для размещения десанта, задумал атаковать Константинополь. Чака Бей хотел нанести удар в самое сердце империи и захватить Константинополь, воспользовавшись поражениями императора на европейском театре военных действий и, в сущности, крушением всего северного фронта византийской армии под натиском печенегов. К концу 1090 года казалось, что ничто уже не спасет Византийскую империю, атакованную печенегами с севера, а сельджуками с востока и юга. Как предполагал В. Г. Василевский, между сельджуками и печенегами могла существовать регулярная связь, которую поддерживали посредством лазутчиков. Общность языка и культуры тех и других, а также синхронность боевых операций печенегов в Европе и сельджуков в Азии свидетельствуют в пользу существования подобной связи. В безвыходной ситуации Алексей решил прибегнуть к хитрости и дипломатии, о чем мы скажем в соответствующем месте.

По-видимому, вялые боевые действия в предместьях Константинополя, а именно в районе Хировакх (между Кючук-Чекмедже и Буюк-Чекмедже), начались еще в конце зимы 1091 года. Затем император, отправивший против сельджуков Чака Бея значительные силы, вступил при помощи Георгия Палеолога в переговоры с куманами. Анна Комнина называет ханов куманов «Маниак» и «Тогортак», причем еще В. Г. Васильевский идентифицировал их как половецких ханов Боняка и Тугоркана, хорошо известных благодаря древнерусским летописям.

Как полагала С. А. Плетнева, Боняк был ханом половецких племен, контролировавших значительные степные территории первоначально на правом, а с течением времени и на левом берегу Днепра. Эти племена были объединены в орду Бурчевичей, тотемом которой был волк. Боняк был не только ханом, т. е. военным вождем этой орды, но также и шаманом, волхвом, который периодически занимался камланием в степи. «…И яко бысть полунощи и встав Боняк отъеха от рати и поча выти волчьски и отвыся ему волк и начата мнози волци выти» (ПСРЛ. 1962. Т. II. С. 245), – так описывает религиозные практики Боняка древнерусский летописец. Боняку было суждено стать одним из наиболее ярких представителей половецкой кочевой знати, прожившим чрезвычайно долго (до 90 лет) вопреки своему образу жизни и сумевшим бросить серьезный военный вызов князьям южной Руси в последующие десятилетия[192].