Император Август и его время

Тем временем в ход пошла солдатская дипломатия. Поначалу, подходя к стенам лагерей противника, легионеры обеих армий высказывали обоюдные претензии. Воины Антония попрекали солдат Октавиана в неблагодарности своему командующему, спасшему и их самих, и их незадачливого полководца в войне с Брутом и Кассием. В свою очередь легионеры-«октавианцы» обвиняли «антонианцев», что те сами нарушили мир и пришли драться с ними. Более того, вошли в союз с убийцей божественного Юлия Агенобарбом и общим врагом триумвиров Секстом Помпеем. Вскоре, однако, выяснилось, что в легионах Октавиана солдаты вовсе не забыли доблести Марка Антония, а в его легионах с уважением относятся к наследнику Цезаря. Вот потому-то твёрдым намерением всех солдат является примирение обоих главнокомандующих. На всякий случай, правда, были и оговорки: если Антоний продолжит военные действия, то воинам Октавиана всё же придётся против него сражаться…

В те же дни о необходимости примирения триумвиров заговорили и в войсках Агриппы. Солдаты прямо заявляли, что пошли за ним лишь для того, чтобы Октавиан и Антоний помирились. Более того, Агриппе пришлось услышать и совсем уже тревожные слова о нежелании подчинённого ему войска биться против армии победителя на Филиппийских полях… В таких условиях мирное соглашение становилось для Октавиана наилучшим исходом случившегося противостояния.

Колебания в войсках наследника Цезаря имели ещё одно, прямо скажем, неожиданное последствие. В тайные переговоры с Антонием вступил Квинт Сальвидиен Руф. Наместник Галлии, командующий бывшими легионами Калена, совсем недавно подчинёнными Антонию, был, очевидно, обеспокоен отношением своих солдат к вспыхнувшей войне между триумвирами. Октавиан, конечно же, позаботился об очищении легионов от людей Антония, сменив, как уже говорилось, в них всё военное руководство, но на настроение солдатской массы это могло оказать совсем противоположное влияние… Потому Сальвидиен, то ли на всякий случай, то ли предполагая неизбежное торжество Антония в начавшемся противостоянии, решился завязать отношения с противником своего не просто патрона, но и ближайшего друга с самых юных лет. Да, вместе с Марком Випсанием Агриппой Квинт Сальвидиен Руф входили в число самых испытанных друзей Гая Октавия. Меценат в число таковых вошёл несколько позже. Теперь же Сальвидиен тайно обещал Антонию вновь передать ему бывшие его легионы и, соответственно, всю Галлию от Пиренеев до Рейна. Это была уже прямая измена не просто своему главнокомандующему (в условиях гражданской войны такие неожиданные переходы не редкость), но и предательство ближайшего друга, что никогда прощено быть не может.

Но вскоре выяснилось, что Сальвидиен сильно поспешил. Триумвиры вступили в переговоры о примирении. Поспособствовало этому и известие, пришедшее из Греции. В городе Сикионе от внезапной жестокой болезни скоропостижно скончалась супруга Марка Антония Фульвия. Предполагали, и, думается, не без оснований, что столь печальному исходу её хвори поспособствовали огорчения последнего времени. Самого Марка смерть его законной супруги расстроила. Он принял это известие близко к сердцу, поскольку чувствовал перед ней свою вину[596]. В то же время обе стороны не могли не воспринять уход из жизни этой незаурядной женщины с облегчением. Ибо он позволял легче разрешить политическое, а теперь уже и военное противостояние.

Настроения легионов, требовавших заключения мира между триумвирами, были вполне естественны. Римская держава и народы Италии крайне устали от гражданских войн. А ведь именно армии предстояло вновь лить кровь в возобновившемся конфликте, смысл какового был решительно невнятен для солдатской массы. Благородное мщение цезарианцев за убийство великого человека и недопущение к высшей власти его убийц – это было ясно и выглядело делом справедливым. А вот схватка между двумя вождями борцов за дело божественного Юлия – нечто совсем иное. Не годится лить римскую кровь не в державных, а в сугубо личных интересах. В Перузинской войне Луций Антоний всё же обещал населению Италии некий земельный передел и, более того, даже восстановить старую добрую форму правления, канувшую в омут гражданских войн. А у стен Брундизия сами триумвиры нарушили ими же заключённый такой долгожданный мир! Потому и справедливы были требования солдат.

Там, где предстоят непростые переговоры, непременно должен появиться толковый посредник. Таковым стал Луций Кокцей, хорошо знавший обоих командующих[597]. Посредничество это оказалось делом очень нелёгким. Сначала Антоний продемонстрировал Кокцею своё крайнее раздражение, особо упирая на то, что Октавиан не только запер перед ним Брундизий, но ещё ранее овладел его провинцией Галлией, нагло подчинив при этом себе легионы Калена, входившие в его, Антония, войска!