О том, как в результате переговоров триумвиры договорились управлять республикой, сообщает Аппиан: «Цезарь и Антоний разделили между собою всё римское государство, установив границей иллирийский город Скодру, приходившийся, как казалось, приблизительно в середине внутренней части Ионийского моря. К востоку вплоть до Евфрата были провинции и острова Антония, к западу – до океана область Цезаря. Африкой управлял Лепид, как было решено Цезарем. Цезарь, если ничто не изменится, должен будет вести войну с Помпеем, Антоний – с парфянами в отмщение за их вероломство в отношении Красса»[603]. Особо было оговорено консульство. Должно быть, печальный опыт консула Луция Антония никому из триумвиров не пришёлся по сердцу. Ныне же Антоний и Октавиан «консульскую должность решили занимать поочерёдно и, поочерёдно же, назначать на неё своих друзей»[604]. Набирать же войска обе стороны должны были в Италии, причём наборы предполагались равными. Таковы были итоги переговоров. Сравнительно с предыдущими договорённостями после Филипп нельзя не отметить заметное укрепление позиций наследника Цезаря. Он теперь узаконил своё обладание всем западом Римской державы и командование легионами, там расположенными. Что ни говори, небольшая Перузинская война принесла Октавиану большие приобретения, а Антонию столь же большие потери позиций на Западе. За это ему следовало бы лишний раз поблагодарить младшего братца, ныне уютно устроившегося в Испании в роли верного наместника молодого Цезаря. Лепид, коему великодушно оставили Африку с приличным его статусу числом легионов, до поры до времени согласился не претендовать на большее и предоставил правителям Запада и Востока самим решать главные проблемы всего Римского государства.
Примерное равенство сил между двумя ведущими триумвирами, с одной стороны, конечно, способствовало миру между ними, тем более, что оба убедились в явном нежелании своих солдат вновь проливать кровь в очередной гражданской войне. Но вот, с другой стороны, крайняя амбициозность, свойственная обоим, рано или поздно должна была столкнуть их в решительной схватке. Ведь очевидной мечтой каждого из них было заветное единовластие во всей Римской державе, а не в какой-либо, пусть и очень значительной её части.
Друзья триумвиров, другие посредники на переговорах, предвидя, возможно, такой грустный финал Брундизийского мира, постарались предотвратить вероятный роковой поворот отношений между Антонием и Октавианом. Было сочтено за благо породнить их и тем самым укрепить вновь обретённую дружбу. И вот здесь, что называется, «ко времени» скончался Гай Клавдий Марцелл, консул 50 г. до н. э. – последнего мирного года Римской республики. А женат-то он был на единокровной сестре Октавиана Октавии. Она была дочерью Анхарии, первой жены их общего отца, а Гай – сыном его второй жены – Атии. Брат и сестра были замечательно дружны.
Когда посредники предложили Октавиану обручить только-только овдовевшую сестру с Марком Антонием, тоже «своевременно» овдовевшим, то он немедленно дал своё согласие[605]. Антоний не возразил и тут же выразил готовность вступить в новый брак. «Когда обе стороны изъявили своё согласие, все съехались в Рим и отпраздновали свадьбу, хотя закон и запрещал вдове вступать в новый брак раньше, чем по истечении десяти месяцев со дня смерти предыдущего мужа; однако сенат особым постановлением сократил для Октавии этот срок»[606].
Счастливый новобрачный – в Риме его новую жену называли «чудом среди женщин»[607] – от дел государственных отнюдь не отвлёкся и немедленно решил судьбы двух человек: Мания и Сальвидиена. Маний, в своё время открывший Фульвии связь Антония с Клеопатрой и потому во многом ставший зачинщиком Перузинской войны, был убит. Что до Сальвидиена, то Антоний изобличил его предательское поведение перед Октавианом. Конечно, с нравственной точки зрения к доблестному Марку можно предъявить немало претензий, но он отнюдь не был лишён понятия о чести. Измена другу – бесчестнейший поступок. Антоний не пожелал им воспользоваться к своей выгоде, а, когда появилась возможность изобличить предателя перед тем, кому тот изменил, он её не упустил. Можно, конечно, предположить, что Антоний «сдал» Сальвидиена Октавиану, чтобы тем самым ослабить силы очередной раз обретённого друга, а втайне остающегося преопасным соперником в будущем. Но как-то в это не верится. Из коварства Антоний мог наоборот, скрывая предательство Руфа, продолжить с ним тайную переписку и когда-нибудь использовать это в своих интересах. Октавиан немедленно принял слова Антония к сведению. Он спешно вызвал Сальвидиена к себе для крайне срочной и важной личной встречи, обещая затем вновь отпустить его к легионам, бывшим под командованием Руфа и стоявшим на берегах нижнего течения реки Родан (совр. Рона во Франции). Но приехавший к своему главнокомандующему Сальвидиен в Галлию не вернулся… То ли он по приказу Октавиана был просто убит, то ли принуждён к самоубийству[608].