С просьбой просватать за Октавиана Скрибонию к Либону обратился ближайший друг триумвира Меценат. Либон, только что так хорошо договорившийся с Антонием о военном союзе против наследника Цезаря, счёл, что сидение на двух стульях в условиях непрекращающегося политического, да ещё и постоянно перерастающего в войну противостояния в Римской державе, не повредит ни ему, ни его патрону, чьим тестем он был. Потому-то Либон, получив столь неожиданное предложение от врага, с коим у сицилийцев шли непрерывные боевые действия уже не первый год, не стал им пренебрегать, а «в письме к своим домашним приказал дать согласие на эту помолвку»[591].
Прелюбопытно, что переговоры вёл сам женатый пока Октавиан, но и та, к которой он сватался, не была свободна: супругом Скрибонии был Корнелий Сципион Помпониан, которому она успела родить двух детей – сына Публия Корнелия Сципиона и дочь Корнелию Сципиону. Но поскольку Секст Помпей счёл предложение Октавиана, уже одобренное Либоном, для себя политически выгодным, Скрибонии пришлось с супругом расстаться. Так завершился её второй брак. Первого мужа – Гнея Корнелия Лентула Марцеллина она потеряла в 47 г. до н. э. Недолго побыв вдовой, Скрибония обрела второго мужа в лице Помпониана. Теперь ей предстоял третий брак с человеком, которого она, скорее всего, даже ни разу не видела и потому никак не могла быть счастлива от такого поворота судьбы. Решена эта женитьба была, возможно, в конце лета 40 г. до н. э., после возвращения Октавиана из Галлии, где он принял легионы Калена, но до окончания военного противостояния в Брундизии[592].
Теперь вернёмся к событиям на юго-восточной оконечности Италии, где войска и флот Антония вкупе с вооружёнными силами Гнея Домиция Агенобарба осаждали Брундизий[593].
Октавиан, очередной раз переболев – хворь на несколько дней задержала его в Канузии, – тут же двинулся в Апулию. Пока ещё перевес в легионах был на его стороне, но насколько он был прочен? В армии Антоний, увы, был много более популярен и уважаем. Октавиан, конечно, имел немалый кредит доверия и даже почтения как наследник божественного Юлия, носящего славное имя, но личного авторитета доблестного и победоносного военачальника у него не было, и быть не могло. Это, правда, уже не отражалось на уровне командования войсками. Молодой Цезарь, окончательно осознав, что как от военного руководителя от него «нет никакой пользы, кроме вреда», научился замечательно использовать полководческие таланты своих соратников. Вспомним Перузинскую войну, победоносно завершённую для него стараниями Марка Випсания Агриппы и Квинта Сальвидиена Руфа. А вот Антония почитали как раз за личную доблесть и полководческий дар. Можно вспомнить, как после Филипп недавний враг триумвиров Марк Фавоний и другие приветствовали доблестного Марка как императора, а наследника Цезаря осыпали жестокими оскорблениями. Памятуя об этом, Октавиан мог испытывать неуверенность и сомневаться в надёжности своих войск, среди каковых ныне немало было легионов, ранее подчинённых Антонию. Не зря ведь ещё ранее он передал шесть явно «проантониевских» легионов Лепиду. Пребывая в Африке, они не могли прийти на помощь своему кумиру. Но и в остальных войсках симпатий к Антонию было предостаточно. Тот же Агриппа не мог этого не знать. Потому и задумался над скорейшим примирением триумвиров! Вследствие этих причин Октавиан не решился атаковать армию Антония, осадившую Брундизий, ограничившись обустройством лагеря напротив города, где и «стал выжидать дальнейшего хода событий»[594].
Антоний, хотя войска его благодаря прорытому рву и построенной стене, перерезавшей полуостров, где находился Брундизий, могли спокойно отразить нападение легионов Октавиана, решил всё же вызвать подкрепление из Македонии, где у него оставались немалые силы. Более того, до их подхода Антоний, дабы смутить противника, велел своим военным и грузовым судам имитировать прибытие поддержки из-за моря. Корабли с вечера, когда уже темнело, незаметно для войск Октавиана отходили в море. А днём на глазах противника подплывали к стану Антония в полном снаряжении, изображая подкрепления, из Македонии прибывающие. Настоящие же подкрепления тоже подходили и у осаждающих Брундизий появились осадные орудия. Огорчили, правда, Антония вести об успешных действиях Марка Агриппы против Секста Помпея, но вскоре его взбодрил личный успех. Узнав о движении на помощь Октавиану Сервилия во главе полуторатысячного отряда всадников, он, имея в своём распоряжении только четыреста конных воинов, сумел в результате неожиданного ночного нападения пленить противника. Захваченных воинов Сервилия во главе с ним самим Антоний торжественно доставил в свой лагерь под Брундизием. Этот небольшой, но блистательный успех – пленение врага, имеющего почти четырёхкратное превосходство – очередной раз подтвердил в глазах войска славу непобедимости, обретённую Антонием после сражений на Филиппийских полях[595].