Император Август и его время

Предстоящая встреча имела чрезвычайно важное значение для всех триумвиров, ибо 31 декабря 38 г. до н. э. истекал срок действия Второго триумвирата. Требовалось новое узаконенное соглашение, продлевающее полномочия триумвиров на следующие пять лет. Потому отношение и Антония, и Октавиана к предстоящему событию было самым серьёзным. Любопытно, что Марка Эмилия Лепида как равноправного партнёра они, похоже, совсем сбросили со счетов. На встречу его не пригласили. Октавиан, хорошо помнивший, сколь непростыми были переговоры в Брундизии осенью 40 г. до н. э., к новой встрече с заклятым другом и коллегой привлёк мощные интеллектуальные силы. Верный Меценат, ранее добившийся у Антония согласия на повторение переговоров в Брундизии и вернувшийся в Рим, вновь отбыл в Апулию. Его сопровождала целая свита людей, чьи имена говорят сами за себя. Путешествие ближайшего сподвижника Октавиана и тех, кого он решил привлечь к предстоящим переговорам, нам подробно известно благодаря великому Горацию Флакку, принявшему в нём участие.

Путь поэта в число друзей наследника Цезаря был далеко не прост. Сын либертина, уроженец провинциального городка Венузия на стыке Лукании и Апулии, он в начале гражданской войны между триумвирами и последними республиканцами был на стороне Брута и Кассия. В их армии даже удостоился высокого звания войскового трибуна, каковых в легионе было шесть. Таковыми обычно назначались дети сенаторов и всадников. Потому для сына вольноотпущенника это была большая честь. Бился он и при Филиппах, но славы на поле боя не сыскал. Более того, Гораций в своих стихах вспоминал, как бежал с поля боя, бросив щит. По римским представлениям, это было постыдным проявлением трусости. В дальнейшем он – то ли раскаялся в своём «республиканизме», то ли просто понял его обречённость. В гражданской жизни после войны Гораций добывал себе средства к существованию, будучи скрибой (писцом) в квестуре (финансовом ведомстве). Начал писать стихи, и вскоре был замечен старшим поэтом-собратом Вергилием. Тот и ввёл его в круг Мецената в 38 г. до н. э. И вот Гораций удостоился чести вместе со своим покровителем отправиться на свою малую родину и далее в Брундизий для участия в важнейшем событии римской политической жизни. Это путешествие поэт описал в «Пятой сатире». Вот как оно начиналось:

«После того, как оставил я стены великого Рима,
С ритором Гелиодором, учёнейшим мужем из греков,
В бедной гостинице вскоре Ариция нас приютила»[701].

Двигались Гораций и его спутники неспешно:

«Мы свой переезд разделили
На два; но кто не ленив и спешит, те и в день проезжают»[702].

Наконец, путешественники:

«Вновь протащились три мили и въехали в Анксур, который
Издали виден, красиво на белых утёсах построен.
Здесь Мецената с Кокцеем мы поджидали приезда.
Оба отправлены были они с поручением важным;
Оба привыкли друзей примирять, соглашая их пользы»[703].

Вскоре Гораций и Гелиодор дождались будущих главных переговорщиков:

«Прибыл меж тем Меценат; с ним Кокцей и с ним же Фонтей,
Муж во всем совершенный; он был Антонию другом,
Как никто не бывал»[704].

Собирающийся состав интеллектуального и дипломатического подспорья Октавиану был, бесспорно, впечатляющ: Меценат, один из творцов (если не главный!) Брундизийского соглашения 39 г. до н. э., Луций Кокцей Нерва, ближайший друг Антония, Фонтей Капитон и, наконец, знаменитый ритор Гелиодор и уже ставший известным поэт Гораций. Вскоре же, продолжая путешествие, Меценат со товарищи получили ещё одно интеллектуальное подкрепление:

«Самый приятнейший день был за этим для нас в Синуэссе;
Ибо тут съехались с нами – Вергилий, и Плотий, и Варий,
Чистые души, которым подобных земля не носила
И к которым сильнее меня никто не привязан!
Что за объятия были у нас и что за восторги!
Нет! Покуда я в здравом уме, ничего не сравняю я с другом!»[705]

Дорога продолжалась. Порой путники проводили ночи в наилучших условиях:

«А миновавши корчмы Каудиума, несколько выше
Приняты были Кокцеем мы – в прекраснейшей вилле»[706].