Император Август и его время

Но вот в Беневенте из-за неискусного повара пришлось им самим тушить занимавшийся пожар:

«Прямо оттуда поехали мы в Беневент, где хозяин,
Жаря нам чахлых дроздов, чуть и сам не сгорел от усердья;
Ибо, разлившись по кухне, огонь касался уж крыши.
Все мы, голодные гости и слуги все наши, в испуге
Бросились блюда снимать и тушить принялися»[707].

За Беневентом начинались места, с детства Горацию прекрасно памятные:

«Отсюда
Видны уж горы Апулии, мне столь знакомые горы!
Сушит горячий их ветер. – Никогда б мы на них не взобрались,
Если бы не взяли отдых в соседственной Тривику вилле;
Но и то не без слёз от дыма камина, в котором
Сучья сырые с зелёными листьями вместе горели»[708].

Для Горация тяжкий горный подъём и слёзный ночлег усугубились ещё и обманом со стороны весёлой девицы, пообещавшей поэту любовное свидание, но на таковое не пришедшей:

«Здесь я обманщицу-девочку прождал, глупец, до полночи;
И, наконец, как лежал на спине, в таком положеньи
Я неприметно заснул и во сне насладился любовью»[709].

После такого вдвойне обидного ночлега:

«Двадцать четыре потом мы проехали мили – в повозке»[710].

В дальнейшем путешественники намучались из-за размытых дождями дорог, посетили ряд попутных городов и, наконец:

«Так в Брундизиум кончился путь, и конец описанью»[711].

В Брундизии, однако, встреча триумвиров и соответственно намеченные переговоры, на каковые явился Меценат со столь представительной свитой, не состоялись. Неожиданно власти города отказались принять Марка Антония, прибывшего к берегам Италийским во главе могучего флота из трёхсот судов[712]. Это был откровенно недружественный жест со стороны Октавиана, прямо противоречивший его же предыдущим действиям. Ведь именно он был инициатором новой встречи, он посылал к Антонию Мецената, он же назначил и место, уже как бы традиционное. Конечно, пассивность Секста Помпея, помощь друзей и ряда городов в восстановлении флота, известия о блистательных успехах Марка Агриппы в Галлии и его предстоящем возвращении в Италию – всё это вернуло Октавиану уверенность в своих силах. Это, очевидно, брундизийским негостеприимством он и желал продемонстрировать правителю римского Востока. Но ведь и Антоний мог похвалиться успехами. И немалыми. Не говоря уж о победах Публия Вентидия Басса над парфянами, чьи действия блестяще продолжил наместник Сирии Сосий, Канидий победил поочерёдно армян, иберов и альбанов, достигнув гор Кавказа. Так что у доблестного Марка были основания для серьёзнейшего раздражения. В то же время он никак не менее Октавиана нуждался в новом соглашении. Прежде всего, в продлении триумвирских полномочий. Здесь наблюдался общий интерес. Кроме того, если у молодого Цезаря ощущалась крайняя нехватка боевых кораблей после жестокой конфузии под Мессаной, то Антонию нужны были дополнительные сухопутные войска. Для начала большой войны с Парфией, после минувшей кампании неизбежной, требовалась более значительная армия, нежели та, каковой он располагал. И Марк имел все законные основания требовать содействия коллеги-триумвира. Ведь, согласно предыдущим договорённостям, Антоний наравне с Октавианом мог набирать легионы на землях Италии. Но правил-то Италией не он… А поскольку наследник Цезаря никак не был заинтересован, чтобы в его владениях люди Антония формировали армию, то, вопреки всем соглашениям, Октавиан этому на деле препятствовал. Но, с другой стороны, и он не мог обойтись без поддержки могучих морских сил Марка. В итоге обоюдно необходимая встреча коллег-триумвиров состоялась в Таренте, и новые договорённости были достигнуты.

Сложно сказать, какую роль в переговорах сыграла интеллектуальная команда Мецената, где были представлены не только люди Октавиана, но и друзья Антония. Но Аппиан и Плутарх указывают на усердие Октавии в попытках примирить мужа и брата. Она сопровождала Антония в поездке. К этому времени Октавия родила ему двух дочерей и была беременна в третий раз. Ей удалось не без труда развеять подозрения брата в том, что Антоний послал своего либертина Каллия к Лепиду для заключения военного союза против Октавиана. В конце концов, триумвиры увиделись лично между Тарентом и Метапонтом на берегу речушки, берега которой должны были их разделять[713].