Император Август и его время

С берега за битвой напряженно наблюдали сухопутные войска. А где же находился сам верховный главнокомандующий? Похоже, в канун решающего столкновения Октавиан пережил сильнейшее нервное потрясение. В результате, в самое неподходящее время, когда суда стояли, готовые к бою, триумвира охватил настолько крепкий сон, что его с трудом удалось на время разбудить, дабы он дал Агриппе сигнал к бою. Светоний так описывает случившийся с Октавианом конфуз: «Это, как я думаю, и дало Антонию повод оскорбительно заявлять, будто он не смел даже поднять глаза на готовые к бою суда – нет, он валялся как бревно, брюхом вверх, глядя в небо, и тогда только встал и вышел к войскам, когда Марк Агриппа обратил уже в бегство вражеские корабли»[754].

Думается, наследник Цезаря всё-таки упрёков здесь не заслуживает. Сон, конечно же, был следствием слишком сильного предшествующего волнения в канун сражения, решавшего судьбу войны. Да и, будем откровенны, забытье Октавиана никак не могло отразиться на ходе битвы, ибо Агриппа прекрасно знал своё дело и ни в каких указаниях формального главнокомандующего не нуждался. Покорившись Морфею, Гай Юлий Цезарь Октавиан проснулся победителем.

Торжество флота Агриппы было полным: он потопил или захватил 163 вражеских корабля. Секст с трудом спасся, сохранив только 17 судов[755]. Увы, на сей раз Нептун был не на его стороне!

Помпей настолько был сломлен поражением, что спешно бежал из Навлоха в Мессану, бросив на произвол судьбы верные ему пехотные части. Тисиен, его легат, совсем недавно противостоящий легионам Октавиана, теперь безропотно сдался. Вслед за пехотой также поступила и конница[756]. Упрекать Тисиена за смиренную сдачу легионов вчерашнему врагу едва ли основательно: жалкое бегство правителя Сицилии не оставило ему выбора. Подобный настрой овладел и остальными войсками Секста: «сторонники Помпея, и друзья, и гарнизоны, и войска, перешли на сторону противника»[757].

По-иному сложилась судьба 8 легионов Плиния, оборонявших Лилибей. Помпей, уже сменивший полководческий наряд на скромную одежду частного лица и распорядившийся грузить корабли, предназначенные для бегства, вдруг вспомнил о них и повелел легату прибыть со всеми вверенными ему войсками в Мессану. Но, обнаружив, что по всей остальной Сицилии все его сподвижники уже перешли в стан врага, Секст убоялся дожидаться лилибейских легионов и на тех самых уцелевших 17 судах отплыл во владения Антония. Здесь он надеялся на ответное великодушие: ведь в своё время после Перузинской войны он приютил на Сицилии мать Марка.

Тем временем легионы Плиния, пройдя форсированным маршем через всю Сицилию, достигли Мессаны и заняли её. Октавиан немедленно приказал Агриппе осадить город. К этому подключились и легионы Лепида, лично им возглавляемые. Плиний, прекрасно понимая безвыходность положения, начал переговоры, рассчитывая, очевидно, выторговать пристойные условия сдачи. И здесь неожиданную решимость проявил третий триумвир, об амбициях которого все, включая Октавиана и Антония, уже, вроде как, позабыли. Лепид заключил договор с Плинием от своего имени и, дабы расположить к себе бывшие легионы Помпея, «пригласил» их к участию в разграблении теперь уже беззащитной Мессаны. Те, понятное дело, согласились. Богатый город подвергся страшному разгрому и разграблению.

Благодаря присоединению легионов Плиния, третий триумвир располагал теперь то ли двадцатью, то ли двадцатью двумя легионами[758]. Опираясь на них, он счёл себя вправе бросить вызов Октавиану, дабы, как минимум, восстановить свою былую политическую значимость. Очевидно и Лепиду вовсе не чужда была мечта о главном в наследстве божественного Юлия – о единовластии.