Но к сподвижникам Секста Октавиан великодушия не явил, хотя присутствует и такое мнение[766]. Оно основано на сообщении Аппианна о «прощении»[767]. Но вот Дион Кассий прямо пишет о казни (за немногим исключением) ведущих помпеянцев[768]. Думается, это вполне соответствует характеру молодого Цезаря со столь обычной для него холодной жестокостью. Дело ещё в том, что всю сицилийскую кампанию Октавиан представил римскому народу не только как войну гражданскую, но и как войну против мятежных беглых рабов. В таком случае великодушие просто неуместно[769].
Радость долгожданной и с таким трудом добытой победы самому победителю немедленно омрачили те, кто ему таковую и добыл – солдаты. Их охватило недовольство недостаточным вознаграждением за их боевые заслуги. Главнокомандующий, конечно же, не забыл о необходимости наградить своих верных воинов, но, похоже, средства, которыми он располагал, были весьма скромны. Потому только часть наградных выдали сразу, а остальное было обещано выплатить позже. Зато щедро были розданы венки победителей и прочие знаки отличия. Настрой армии идеально выразил некий трибун Офилий, назвавший венки «детскими игрушками», напомнив, что истинная награда воинам – земля и деньги[770]. Более того, значительное число солдат пожелало оставить службу в легионах, полагая, что достаточно уже пролили крови в гражданских войнах. Вот им-то и требовалась в первую очередь земля.
От слишком дерзкого трибуна удалось избавиться – он вскоре бесследно исчез. Надо полагать, не добровольно. Но пришлось пойти на ряд уступок. 20 тысячам солдат позволили оставить службу, остальным выплатили по 500 драхм. Всем клятвенно было обещано вскоре выдать всё, ими заслуженное. Средства нашли на Сицилии: на остров был наложен платёж в 1600 талантов. Корабли, ранее предоставленные ему Антонием, Октавиан отослал в Тарент, откуда они, надо понимать, должны были отплыть далее на восток. Великое множество грузовых судов было возвращено их владельцам.
Самым радикальным образом триумвир решил вопрос будущего беглых рабов, служивших в армии и флоте Помпея. Им-то правитель Сицилии в Путеолах вытребовал свободу, и триумвиры обязались тогда соблюдать достигнутые договорённости… Но кто же в Риме когда-либо принимал всерьёз и надолго обязательства, данные беглым рабам, пусть и предводительствовал ими и защищал их права сын самого Гнея Помпея Великого?! Октавиан разослал по всем лагерям запечатанные письма, которые должно было вскрыть в один день и немедленно исполнить то, что было в них предписано[771]. В итоге, 30 тысяч беглых рабов были схвачены и доставлены в Италию к своим прежним владельцам, а 6 тысяч человек, у которых не нашлось хозяев, точнее, никто не хотел их брать, были казнены близ городов, откуда они бежали[772]. Такой массовой казни мятежных рабов не было со времени подавления восстания Спартака, когда Марк Лициний Красс в 71 г. до н. э., разгромив восставших, велел 6 тысяч пленных распять вдоль Аппиевой дороги между Капуей и Римом[773].
Столь беспощадное и, главное, успешное решение проблемы беглых рабов после полного разгрома армии, флота и всего государства их покровителя не могло не вызвать сильнейшего прилива симпатий к Октавиану у множества италийцев, владевших «говорящими орудиями»[774]. Это было серьёзным укреплением его социальной базы. Основная же масса населения была счастлива прекращением трудностей с доставкой на Апеннины продовольствия. Наконец, все без исключения радовались наступлению долгожданного мира. Потому восторженная встреча победителя была со стороны римлян, начиная с нобилей и заканчивая пролетариями, совершенно искренней.
13 ноября 36 г. до н. э. состоялась овация – вступление того, кто победил Секста Помпея, в Рим. Овация – пеший триумф – церемония, относительно скромная. Но Октавиан пошёл на неё сознательно, лишний раз подчёркивая, что это не столько победа в гражданской войне, сколько разгром мятежных беглых рабов[775]. За 35 лет до этого также овацией была отмечена победа Красса над Спартаком.
Такая встреча вовсе не означала недостатка почёта, который ожидал Октавиана в Риме. Ещё до его прибытия в столицу сенат назначил победителю «безмерные почести, предоставив на его усмотрение принять ли их все, или только те, которые сочтёт нужным»[776].
Наследник божественного Юлия проявил достойную умеренность в принятии наград. Он ограничился установлением ежегодного праздника в честь одержанной победы и правом проводить в день годовщины её с женой и детьми пир в храме Юпитера Капитолийского. Также на форуме была воздвигнута ростральная колонна, с вделанными в неё носами кораблей поверженного вражеского флота. Её увенчала золотая статуя победителя. Колонна Октавиана оказалась рядом с другой ростральной колонной и статуей флотоводца Дуилия, первого победителя карфагенян в морской битве.