Император Август и его время

В Италии воцарился долгожданный мир. Её берегам более не грозили жестокие набеги сицилийских пиратов, наконец-то, окончательно ушла в прошлое морская блокада, обрекавшая Рим и Апеннины на полуголодное существование. Покончено было с бегством рабов, которое немало разоряло множество владельцев сельских вилл. Большинство беглецов удалось вернуть законным хозяевам. Триумвир в качестве правителя стал проявлять себя наилучшим образом, избавив страну от разбоев и грабежей. Как в добрые старые времена возродилось местное самоуправление, римляне были счастливы обретению вновь отеческих законов и нравов… Соратник Октавиана Меценат, прекрасно понимая историческую значимость свершающихся перемен, поощряет своих друзей-поэтов восславить в стихах возврат к мирным трудам. И они от души откликнулись на призыв своего покровителя, откликнулись глубоко искренне всем своим божественным даром. Вергилий приступает ко второй своей великой поэме. Первая – «Буколики» – была посвящена пастушеской идиллии – теме для Рима не самой привычной, во многом являвшейся подражанием эллинской поэзии Феокрита (315–300–260 гг. до н. э.). Вторая поэма – «Георгики» по праву считается самым совершенным произведением этого великого поэта[787]. Она посвящена Италии и воспевает мирный труд земледельца:

«Как урожай счастливый собрать, под какою звездою
Землю пахать, Меценат, и к вязам подвязывать лозы
Следует, как за стадами ходить, каким попеченьем
Скот разводить и каков с бережливыми пчёлами опыт,
Стану я здесь воспевать…»[788]

Поэт приветствует родную землю, горячо любимую Италию:

«Здравствуй, Сатурна земля, великая мать урожаев!
Мать и мужей! Для тебя в искусство славное древних
Ныне вхожу, приоткрыть святые пытаясь истоки.
В римских петь городах я буду аскрейскую песню.
Свойства земли изложу, – какое в какой плодородье,
Цвет опишу, и к чему различные почвы пригодней.»[789].

Сравнивая Италию с иными, славными своими богатствами землями, поэт, конечно же, отдаёт предпочтение родине:

«Но ни индийцев земля, что всех богаче лесами,
Ни в красоте своей Ганг, ни Герм, от золота мутный,
Всё же с Италией пусть не спорят; ни Бактрия с Индом
Ни на песчаных степях приносящая ладан Панхайя.»[790]

«Георгики», о чём не трудно догадаться, были вдохновлены со стороны власти не только Меценатом, но и самим Октавианом. Прославление наступившей эры мирных трудов на земле италийской стало возможным лишь благодаря его победам, и потому высокая поэзия Вергилия лила воду на мельницу славы наследника Цезаря.

Не остался в стороне и Гораций. В своих «Эподах» он также воспел переход к миру и труд землепашца:

«Блажен лишь тот, кто, суеты не ведая,
Как первобытный род людской,
Наследье дедов пашет на волах своих,
Чуждаясь всякой алчности,
Не пробуждаясь от сигналов воинских,
Не опасаясь бурь морских,
Забыв и форум, и пороги гордые
Сограждан власть имеющих.»[791]

Строки эти, правда, не заслуги власть предержащих современников восхваляют, а содержат очевидную ностальгию по полулегендарным временам ранней Республики, когда римлянин был прежде всего пахарем. И даже славный Цинцинат (519–439 гг. до н. э.), диктаторских полномочий удостоенный, разбив врагов Рима, вернулся к хлебопашеству, сменив меч на плуг. Едва ли Октавиану такие стихи Горация могли прийтись по нраву. Ведь в них блажен тот, кто позабыл гордые пороги власть имущих, то есть, его – правителя Италии и всего Запада в первую очередь.

Далее, правда, Гораций с явным удовольствием вспоминает пиршество у Мецената в честь победы над Секстом Помпеем, когда гости наслаждались славным цекубским – лучшим белым вином Италии:

«Так пили мы, когда суда сожжённые
Покинул вождь, Нептуна сын,
Грозивший Риму узами, что дружески
С рабов он снял предателей.»[792]