Император Август и его время

Пусть на море бьются египтяне и финикийцы, а нам дай землю, на которой мы привыкли стоять твёрдо, обеими ногами, и либо умирать, либо побеждать врага!» На это Антоний ничего не ответил и, только взглядом и движением руки призвав старого воина мужаться, прошёл мимо. Он уже и сам не верил в успех, и когда кормчие хотели оставить паруса на берегу, приказал погрузить их на борт и взять с собой – под тем предлогом, что ни один из неприятелей не должен ускользнуть от погони»[996].

А вот Октавиан был полностью уверен в победе. Поначалу он даже не собирался препятствовать прорыву вражеского флота из Амбракии[997]. Занятно, что перед самым боем ему явились добрые приметы. Светоний пишет: «при Акции, когда он уже шёл начинать бой, ему встретился погонщик с ослом, и погонщика звали Удачник, а осла – Победитель: им обоим поставил он после победы медную статую в святилище, устроенном на месте его лагеря». Такой же рассказ есть и у Плутарха[998]. О планах Антония наследник Цезаря мог знать от перебежчиков, среди которых оказался и Агенобарб, полностью разочаровавшийся в своём главнокомандующем. Он, кстати, вскоре умер от болезни. Не исключено, что уверенность Октавиана подогревалась тайными переговорами со своими сторонниками во вражеском стане[999].

Так или иначе, но утром 2 сентября 31 г. до н. э. битва при мысе Акциум, она же битва при Акции или Актийская битва, началась. Конечно, состояние источников действительно затрудняет восстановление подлинной картины сражения[1000]. Но едва ли стоит пройти мимо яркого описания этого боя Плутархом: «Наконец завязался ближний бой, но ни ударов тараном, ни пробоин не было, потому что грузные корабли Антония не могли набрать разгон, от которого главным образом и зависит сила тарана, а суда Цезаря не только избегали лобовых столкновений, страшась непробиваемой медной обшивки носа, но не решались бить и в борта, ибо таран разламывался в куски, натыкаясь на толстые, четырёхгранные балки кузова, связанные железными скобами. Борьба походила на сухопутный бой или, говоря точнее, на бой у крепостных стен. Три, а не то и четыре судна разом налетали на один неприятельский корабль, и в дело шли осадные навесы, метательные копья, рогатины и огнемёты, а с кораблей Антония даже стреляли из катапульт, установленных в деревянных башнях. Когда Агриппа принялся растягивать своё крыло с расчётом зайти врагу в тыл, Попликола (один из флотоводцев Антония – И.К.) был вынужден повторить его движение и оторвался от средины, где тут же возникло замешательство, которым воспользовался для нападения Аррунтий (один из флотских командиров Октавиана – И.К.). Битва сделалась всеобщей, однако исход её еще далеко не определился, как вдруг, у всех на виду, шестьдесят кораблей Клеопатры подняли паруса к отплытию и обратились в бегство, прокладывая себе путь сквозь гущу сражающихся, а так как они были размещены позади больших судов, то теперь, прорываясь через их строй, сеяли смятение. А враги только дивились, видя, как они, с попутным ветром, уходят к Пелопоннесу»[1001].