Суть политики Октавиана в отношении зависимых от Рима восточных царств образцово проявилась во время его встречи на острове Родос с царём Иудеи Иродом Великим. Тот, представ перед актийским победителем, произнёс длинную речь, в которой не только не пытался скрыть свою дружбу с Антонием, но и подчеркнул, что от неё не отрекается и о ней не жалеет. Но главное, он ныне готов считать Октавиана как преемника Антония на Востоке своим благодетелем и другом[1012]
. Наследник Цезаря вновь увенчал Ирода царским венцом (тот, на всякий случай, предстал перед ним, сняв диадему). И «просил его об одном лишь: быть с ним дружным, как дружен он был раньше с Антонием»[1013]. Осчастливленный таким образом Ирод удостоился чести сопровождать Октавиана в Египет. В Птолемаиде он устроил наследнику Цезаря подлинно царскую по пышности встречу. Всё римское войско получило угощение и было изобильно снабжено всеми необходимыми припасами. «Таким образом, он вскоре попал в число наиболее близких императору людей»[1014].Но всё же особым расположением Октавиана пользовались греки. На Крите, к примеру, он даровал свободное самоуправление жителям города Кидонии, а населению Лаппы помог отстроить разрушенный очевидно землетрясением город[1015]
.Надо сказать, что это вовсе не было со стороны Октавиана поисками популярности любой ценой, в чём недавно преуспевал его противник. Антоний действительно своим «милосердием» сумел на время расположить к себе Восток. Но его желание популярности любой ценой – никак не доказательство наличия подлинно большого политического дара[1016]
. Октавиан же не искал народной любви вообще. Он искал опору римской власти на Востоке. А таковой могло стать именно греческое население былых эллинистических или эллинизированных государств. В таковых именно потомки греков и македонян были и элитой, и главной опорой власти. Они в своё время составляли основу войска, его наиболее боеспособное ядро, превалировали при царских дворах. Десятки и десятки основанных со времени походов Александра Великого городов стали новой экономической основой Востока. Там господствовал греческий язык, устанавливалось управление по эллинскому образцу. Местное городское население постепенно эллинизировалось[1017]. Если в восточных царствах достаточно было привлечь на свою сторону местных царьков и их окружение, то в восточных провинциях, поскольку римских граждан там было крайне мало, только греки могли стать подлинной опорой римского владычества. Октавиан это прекрасно понимал и с самого начала своего единовластного правления стал постепенно проводить именно такую политику. Не случайно, пребывая в Греции после урегулирования проблем с ветеранами своей армии, Октавиан принял посвящение в Элевсинские таинства двух богинь – Деметры и Коры (Персефоны)[1018]. До него только один римлянин удостоился этого – Луций Корнелий Сулла. Едва ли он был движим религиозным чувством – скорее, обычным любопытством. Циник до мозга костей, Сулла мог просто желать понять для себя, чем же так примечательны эти прославленные мистерии. Для Октавиана это была и дань культурной традиции великого древнего народа, и, конечно же, стремление заслужить уважение эллинов. Если Антоний для похожей цели избрал развесёлые Дионисийские празднества, то наследник Цезаря – глубоко религиозный обряд, дабы почтить высокую духовность Эллады.После участия в Элевсинских мистериях Октавин отбыл в Азию. Всё время своего пути он не упускал из виду происходившее в Египте. Приводя в должный порядок восточные дела, Октавиан напряжённо ожидал известий об Антонии[1019]
. Чем же занимался в эти дни недавний правитель римского Востока?