Император Август и его время

Поражение Вара не только на время изменило облик Августа. Оно внесло радикальную перемену в весь внешнеполитический курс Империи. После кончины Августа Тиберий приказал принести в сенат и зачитать «памятную записку» – фактически политическое завещание принцепса. «В ней содержались сведения о государственной казне, о количестве граждан и союзников на военной службе, о числе кораблей, о царствах, провинциях, налогах прямых и косвенных, об обычных расходах и суммах, предназначенных для раздач и пожалований. Всё это было собственноручно написано Августом, присовокуплявшим совет держаться в границах империи, – неясно, из осторожности или из ревности»[1497].

Думается, данный Тиберию совет отказаться от дальнейшего расширения римских владений и был главным смыслом этой записки. Никакой ревности к возможным будущим завоеваниям преемника у Августа быть не могло. Жёсткий реалист до мозга костей, он после Тевтобурга сделал единственно верный вывод: Империя свои возможности совершать завоевательные походы, покоряя соседние народы и страны, утратила. Благоразумие вообще всегда было сильнейшей стороной наследника Цезаря с юности и до последних дней и как военного руководителя, и как правителя державы. К чести Тиберия, он завет Августа безукоризненно соблюл.

Но вот от какого, собственно, военно-политического курса Империя отказалась после Тевтобурга? Вопрос не самый простой. Можно сказать, что только от продолжения завоеваний близлежащих земель. Но распространено и мнение, что ранее у Августа были мирозавоевательные цели[1498]. Тогда получается, что пределом намеченных походов должны были бы стать рубежи Ойкумены. Или Август стремился, как минимум, к претворению в жизнь планов Юлия Цезаря по завоеванию мирового господства[1499]. Надо сказать, что существованию таких взглядов на своё правление крепко поспособствовал сам создатель Принципата. В «Деяниях божественного Августа» он так описывает все достижения своей внешней политики и итоги ведомых им или по его воле войн, что усомниться в их мирозавоевательной сути непросто. Приведём наиболее яркие места. «Всех провинций римского народа, которых соседями были народы, которые не повиновались нашей власти, пределы я расширил. Галльские и испанские провинции и Германию, которые окружает Океан от Гадеса до устья Альбы-реки, я умиротворил». «И кимвры, и хариды, и семноны, и той же местности другие германские народы через послов просили о дружбе моей и римского народа». «Нашу дружбу просили через послов бастарны и скифы, и цари сарматов, которые по ту и по сю сторону реки Танаиса, и царь албанцев и иберов, и мидян. Ко мне с мольбами прибегали цари парфян Тиридат и потом Фраат, сын царя Фраата, мидян Артавазд, адиабенцев Артаксар, британцев Думнобеллавн и Тинкоммий, сугамбров Молон, маркоманнов, свевов… Ко мне царь парфян Фраат, сын Орода, своих сыновей и внуков всех послал в Италию, не будучи побеждённым в войне, но нашей дружбы прося, отдавая в залог своих детей. Многие другие народы испытали верность римского народа, когда я был первоприсутствующим, у которых прежде с римским народом не было никаких посольских и дружеских отношений. От меня народы парфян и мидян получили царей, которых первенствующие этих народов через послов просили: парфяне Вонона, сына царя Фраата, внука царя Орода; мидяне Ариобарзана, сына царя Артавазда, внука царя Ариобарзана»[1500].

Прежде всего, должно отметить, что откровенной лжи и грубой фальсификации Август здесь не допускает. Все перечисленные дипломатические контакты действительно были. Трактовка их в пользу признания превосходства Рима соседями, конечно, преувеличена, но достаточно аккуратно и отторжения не вызывает. О неудачах просто не говорится – порядок римский, мол, наведён до самой Эльбы на севере, хотя ко времени написания «Деяний» он уже вернулся к берегам Рейна. Прибытие множества посольств, добросовестно императором перечисленных, вовсе не означало признания покорности этих стран Риму. Но кто в тогдашней Империи мог принципиально усомниться в точности того, о чём сообщает принцепс? В целом же, этого нельзя не признать, положение Римской державы к концу правления Августа дано в «Деяниях» замечательно искусно, и потому ни у современников, ни у потомков не вызывало сомнений в правдивости. А суть её – Рим действительно властвует над всем миром. Главная же заслуга в том, что держава так замечательно могущественна, обустроена и защищена, принадлежит одному человеку – «отцу отечества», который ею правит[1501]. Август и не мог представлять современникам и потомкам Империю в ином виде. Уже более двух столетий римляне ощущали себя владыками мира. Более того, римский эпос, воплощённый в «Энеиде» Вергилия, подтверждал это и божественной волей. Вот слова Юпитера, обращённые к Венере: