Император Август и его время

«Женщина так ни одна не может назваться любимой,
Как ты любима была искренно, Лесбия, мной.
Верности столько досель ни в одном не бывало союзе,
Сколько в нашей любви было с моей стороны.»[1552]

Любовь Катулла и Клодии проходила не просто. Временами поэт, измученный своей неверной возлюбленной, восклицал:

«Ненависть и любовь. Как можно их чувствовать вместе?
Как – не знаю, а сам крестную муку терплю.»[1553]

Стихи Катулла сочетали в себе и совершенство формы, и невероятную силу чувств, что навсегда прославило его имя в мировой лирической поэзии.

Характерной чертой римской литературной жизни I в. до н. э. является наличие литературных кружков, объединявших поэтов и писателей. Известно, что Катулл входил одно время в кружок некоего Гая Лициния Кальва, молодого оратора и поэта. Дружбой с ним Катулл очень гордился. В числе участников этого литературного объединения был и известный впоследствии историк Корнелий Непот (100–25 гг. до н. э.), земляк Катулла. В дальнейшем Непот прославил себя написанием исторического труда «О знаменитых иноземных полководцах».

Августу достижения римской культуры были, безусловно, прекрасно знакомы. Как человек, получивший хорошее образование и на родном, и на греческом языке, имевший незаурядных учителей, он был в курсе духовных достижений своей эпохи. И, что главное, он понимал значение интеллектуальной деятельности для успешного развития государства и общества. Важно и то, что у него самого был искренний глубокий интерес и к литературе, и к науке, и к изобразительному искусству, и к архитектуре. Более того, император сам пробовал свои силы в интеллектуальном творчестве. Свидетельство Светония: «Он написал много прозаических сочинений разного рода; некоторые из них он прочитывал перед друзьями или перед публикой. Таковы «Возражения Бруту о Катоне», – их он читал однажды уже в старости, но, не дойдя до конца, устал и отдал дочитывать Тиберию; таковы «Поощрение к философии» и сочинение «О своей жизни» в тридцати книгах, доведённое только до кантабрийской войны. Поэзии он касался лишь бегло. Сохранилась одна книга, написанная гекзаметрами и озаглавленная «Сицилия», в соответствии с содержанием; сохранилась и другая книга, маленькая – «Эпиграммы», которые он по большей части сочинял в бане при купанье. За трагедию он было взялся с большим пылом, но не совладал с трагическим слогом и уничтожил написанное; а на вопрос друзей, что поделывает его Аякс, он ответил, что Аякс бросился на свою губку»[1554].

Перечисленные Светонием художественные опыты Августа характеризуют его как человека с очень широким кругом интересов. Здесь и сочинение политическое – «Возражение Бруту», и обширная автобиография, увы, незавершённая и, что особенно обидно, даже в таком виде до потомков не дошедшая. Заслуживает внимание и его обращение к философии, что неудивительно для благодарного ученика Арея. К поэтическому творчеству, похоже, Август особого дара не имел, хотя и сочинил целую поэму о Сицилии. Любопытно было бы знать её содержание, учитывая, сколь противоречивую память о себе оставил в его памяти этот остров. Что до эпиграмм – то, должно быть, он считал их сочинение скорее забавой, если творил их в бане. Впрочем, термы были предназначены не только для купания, но и для интеллектуального общения, а, значит, сочинение стихов там не было чем-то из ряда вон выходящим… О ком были эти эпиграммы? И на это даёт ответ Светоний: «Любителей старины и любителей манерности он одинаково осуждал за их противоположные крайности и не раз над ними издевался. В особенности он вышучивал своего друга Мецената за его, как он выражался, «напомаженные завитушки», и даже писал на него пародии: но не щадил и Тиберия, который гонялся иной раз за старинными и обветшалыми словами»[1555].

Увы, эта маленькая книжка, как и почти всё литературное творчество Августа, не сохранилась. Благодаря Марциалу мы, правда, знаем, что писались его эпиграммы «резвыми стихами»[1556]. Одна из них до нас дошла:

«То, что с Глафирою спал Антоний, то ставит в вину мне
Фульвия, мне говоря, чтобы я с ней переспал.
С Фульвией мне переспать? Ну, а ежели Маний попросит,
Чтобы поспал я и с ним? Нет, не такой я дурак!
«Спи или бейся со мной!» – говорит она. Да неужели
Жизнь мне дороже всего? Ну-ка, трубите поход!»[1557]