Император Галерий: нацлидер и ставленник тетрарха. Книга вторая. Лавры не жухнут, если они чужие

– Все! Как пить дать, все! Вы - всеведущий, как Ахура Мазда. Только вот… – начал было великий визирь и споткнулся, словно на полуфразе.

– Что только вот?..

– Только вот великих кланов теперь уже не семь, а, пожалуй, не меньше одиннадцати. Их полку прибыло и продолжает прибывать! Уже двенадцать!

– Кто же ещё проник в святая святых моей аристократии?

– Некие Сечины, Ротенберги, Ковальчуки, Тимченки. И даже Дерипаски!

– А Серёжа?

– Какой Серёжа? Ах, Сережа! И Серёжа тоже!

– Тогда его не надо!

– Его и не будет!

– Я читал надписи моего отца и верховного зороастрийского жреца Картира на стенах башни Каабе Заратустра… эээ… Зороастра. Там нет ни одного упоминания о последних названных тобой родах. Кто их впустил в узкий круг моих революционеров?

– Они не революционеры, а консервативные и реакционные олигархи. И пролоббировали их, я думаю, злостные, но могучие дэвы-дивы. Никто не посмел тягаться отказом с духами.

«Опять визирю хорошо заплатили», – подумал Нарсе, но вслух спросил:

– Да откуда они взялись-то?

– Из миража, из ничего, то бишь из глобальных корпораций, – ответил визирь, а про себя подумал: «Из сумасбродства моего».

– Снова эти ромеи?

– Нет, они явились из-за моря-океяна.

– С острова Буяна?

– Опять нет! Они ж олигархи! У них другие острова! В южных морях, а не в Гиперборее!

– Откуда же? Из пещеры, в которой живут Гипнос со своим сыном Морфеем?

– Какой Гипнос? Какой Морфей? – встрепенувшись всем телом, сделал вид, что не понял великий визирь (хотя тоже по ночам с ними общался).

– Да я и сам не знаю, кто это такие. С языка сорвалось. От зубов отскочило, – словно ото сна встряхнулся Царь царей.

– Так кого звать, а кого отправить восвояси? – взял быка за рога великий визирь: он ожидал развязки, надоело тянуть резину.

– Ну, зови всех, кто явился! Дам сеанс одновременной игры… эээ… аудиенции всем двенадцати кланам! Но без тринадцатого, без Серёжи! Поговорим с кровными династами, а заодно посмотрим и на нуворишей.

– Слушаюсь и повинуюсь! – воскликнул вазург-фраматор великий визирь и помчался за второй партией посетителей. Так стремительно, словно в кассу покупать бутылку квасу.

«А был ли мальчик? – подумал шахиншах о своём деде. – Впрочем, мальчик наверняка был, ибо рождение и существование моего предка Ардашира никто не отрицает и не оспаривает. Но его реальная жизнь вчера – это набор различных версий мифов и сказок сегодня, а, следовательно, – комплекс моих ощущений, как и вся остальная жизнь. Что наша жизнь? Игра и сон!».

Реальное прошлое как было, так и теперь оставалось в тумане.

«Дальше туман станет только гуще», – щёлкнуло в сером веществе Царя царей.

Нарсе болтал ногами, безуспешно пытаясь достать кожаным заострённым носком полусапожек с завязками и пряжкой до скамеечки престола Ахеменида, когда в тронный зал Сасанида тонкой извивающейся змейкой на полусогнутых просочилась вторая вереница посетителей. Это были династы – представители великих домов-кланов Ирана и не-Ирана, доставшиеся новой державе в наследство от Парфии-Парса. Нуворишей среди них не было (прознав о судьбе первой партии визитёров, они прозорливо слиняли), но шахиншах с ходу этого не заметил.

В руках у всех царских гостей, как и у их предшественников, тоже были приложенные ко ртам носовые платки. Одеты все были в шерстяные и шёлковые кафтаны-гошены, увитые волнообразной бахромой и расцвеченные лоскутами и фрагментами ткани (такие же гошены носили персидские воины – разве что покрывались они бронёй, сплетённой из стальных колец). В талиях гости были подпоясаны кожаными ремнями (у модников даже платье было сшито по талиям). На ногах – сапоги с остроконечными носками, штаны были заправлены в голенища. Многие недавно слезли с персональных слонов, не успели переодеться и переобуться. Короны-шапки персидской знати – такие же, как у Царя царей, только размером поменьше – были усеяны бисером и закреплены на головах разноцветными ленточками, чтобы по случайности при падении ниц не разлететься по сторонам и углам.

Царь царей принял строгий и величавый вид, его ноги прекратили болтанку, словно в проруби, и тоже замерли в неподвижности, будто бы два отлитых в граните монумента.

– Разрешаю говорить! – кивнул шахиншах.

– Вы – царь, хранимый волею судьбы, повелевай! Мы все – твои рабы! – от имени всей братии торжественно продекламировал представитель рода Суренов Суренид.

Шахиншах приказал подать вино и чаши, раскрыть суфру, весны цветущей краше, барашков жарить на углях велел, устроил пир, душой повеселел. Это был не банкет, а фуршет. Сидел, вернее, восседал на троне лишь сам Царь царей. Все иные стояли и от стола к столу, от сердца к сердцу ходили пешком, на своих двоих.