Император и ребе, том 2

— Ну, хорошо, хорошо, мамка. Я больше ничего не говорю. Сиди спокойно. Поцеловать себя ты не позволяешь. Так что давай хотя бы посидим так. Позволь мне на тебя посмотреть.

2

После первой растерянности и после столь странной перепалки мать и сын теперь более или менее спокойно смотрели друг на друга. Она — бледная, как штукатурка, а он — полнокровный, с искрящимися сердитыми глазами. Выдвинутый вперед ноткинский подбородок придавал его лицу требовательное выражение.

— Ты не изменилась, мамка! — сказал Алтерка после короткого молчания. — Только немного похудела. А из-за седой пряди твой лоб кажется шире… Почему ты так бледна?

— Я? — не смогла найти подходящих слов Эстерка. — Нет, кажется, нет…

— Мамка! — вдруг вспомнил Алтерка. Он даже вскочил от внезапно охватившего его волнения. — Что же ты молчишь! А где малышка?

— Ма… малышка? — промямлила Эстерка.

— Дочурка Кройндл, мамка! Где она? Ты даже не представляешь, как я жажду ее увидеть. Она похожа на свою мать? Та была такой красавицей!

— Кройнделе, Кройн-де-ле! — хрипло позвала Эстерка. — Иди сюда! Дядя хочет тебя увидеть…

Она позвала девочку без привычной радости, голосом, надтреснутым, как ее разбитое сердце. Но Алтерка не расслышал нюансов тона. Его лицо вытянулось по совсем другой причине.

— Как-как? — спросил он. — Ты ее называешь Кройнделе? И она — тоже?

В первый раз с тех пор, как Алтерка переступил порог ее дома, Эстерка покраснела так, будто ее поймали на краже:

— А как же ты хотел, чтобы я ее называла… чтобы ее звали? Ведь ее мать умерла при родах…

— Ах, да, понимаю, — задумался Алтерка. — Имя в память о покойной матери… — Но через мгновение снова задумался: — Странно. Ты никогда не писала, как ее зовут. Просто — дочурка Кройндл…

Опустив голову, в зал вошла обаятельная малышка с высоко взбитой прической из шелковистых темно-русых волос. Просто — маленькая дамочка. На ней было длинное платьице со шлейфом из блестящего материала, с глубоким вырезом на груди и с короткими сборчатыми рукавами. Все «по моде». Мягкий голубой шарф был наброшен на затылок и свободно свисал с ее плеч. Все для того, чтобы ее туалет не отставал от туалетов взрослых дам. Так было принято в то время.

Платьице сшили из слегка поблекшего серебристого атласа. В этой расцветке Алтерка сразу же узнал вкус своей матери. Она всегда была чувствительна к цветам и эффектно сочетала их в своих нарядах. Ее бывший жених, аптекарь из Шклова, просто сходил от этого с ума. И это он, Алтерка, тоже очень хорошо помнил… Здесь, в туалете сиротки, голубой шарф должен был подчеркивать красивую голубизну глаз, а длинное платьице — увеличивать ее рост, и так большой для ее возраста. Этой маленькой Кройнделе было примерно восемь, но из-за одежды и роста она казалась одиннадцатилетней.

Малышка, наверное, сама чувствовала это. Потому что опустила глаза, и легкий румянец залил ее детское лицо. Это она тоже сделала «как большая», как смутившаяся девушка на своем первом в жизни балу. В семье Эстерки и в семье Ноткиных это было обычно. Здесь очень рано созревали и очень рано ощущали влечение к противоположному полу: Менди, Алтерка, Эстерка, покойная Кройндл — все они с ранней юности были уже маленькими мужчинами и маленькими женщинами.

3

В первый момент Алтерка Ноткин был разочарован. Он надеялся увидеть перед собой копию Кройндл, только с голубыми глазами. Потому что о том, что у сиротки глаза голубые, мать не раз писала его деду в Петербург… А тут он увидел довольно рослую девочку с русыми волосами и белой кожей. Свою мать, в которую Алтерка в возрасте бар мицвы был так влюблен, она напоминала очень мало. Она была вообще другого типа. Он, казалось, знал этого человека, но никак не мог сообразить, кто же это. Лицо девочки очень отличалось от лица ее матери, особенно губы, щеки…

Свое разочарование гость выразил тем, что слегка растягивал слова и загадочно усмехался. Так, по крайней мере, показалось Эстерке.

— Ай, мамка, по твоим письмам к деду, я… мы думали…

— Что вы думали? — поспешно перебила его Эстерка.

— Я и дед, да будет ему земля пухом, думали, что твоя воспитанница похожа на свою мать, только глаза у нее другие. Ничего подобного. У нее совсем другое личико. Ростом, может быть…

С сухими горящими глазами Эстерка ловила сейчас каждое слово Алтерки, каждое движение губ. Ей казалось, что судия, пришедший из-за гор, снова начинает свой суд. Пока еще он вроде бы улыбается, но уже вот-вот станет суровым и вперит в нее свой колючий, пронзающий насквозь всевидящий взгляд…

Но прибывший судия в образе Алтерки даже не посмотрел на нее. Он все еще с любопытством рассматривал сиротку и делал свои замечания:

— Что она совсем ни на кого не похожа, нельзя сказать. Какое-то сходство у нее есть… с кем-то знакомым. Только никак не соображу, с кем… — Он сам себя перебил и дружески подмигнул смущенной сиротке: — Иди сюда, Кройнделе! Дорогая моя…

Малышку пришлось уговаривать. Она пугливо оглянулась на свою тетю — позволяет та или нет. Своим детским чутьем она почувствовала, что тетя почему-то недовольна «дядей».