Император и ребе, том 2

Алтерка не стал ждать, он схватил девочку за ручку и притянул к себе. А как только она оказалась у него между колен и он почувствовал тепло ее стройного детского тела под гладким атласом платьица, его разочарование пропало. Его проняла легкая дрожь любви. Наверное, это был след обаяния ее умершей матери, Кройндл, запоздалые прикосновения красивого тела, которое он, по его мнению, когда-то обнимал ночью в маленькой спаленке… Тронутый до слез, он стал гладить ребенка по спинке.

— Я знал, — сказал он, — твою мамочку… Тоже Кройндл. Она была красавицей… редкостной красавицей…

Изжелта-бледная, с горящими глазами, Эстерка смотрела на эту сцену и сама не знала, что при этом чувствует. Ревность — потому что ее так пренебрежительно заменили на другую, ее бывшую служанку? Или все-таки удовлетворение? Глубокое удовлетворение, что ее выросший единственный сын даже не догадывается и, наверное, уже никогда не догадается… Однако эта двойственность — затаенная борьба между темным чувством и ясным пониманием — вызвала у нее странное раздражение и развязало ей язык, словно отнявшийся в предыдущие пару минут. Эстерка заговорила от всего сердца, так, будто пыталась оправдаться и непременно убедить своего нежеланного гостя:

— Нет-нет! Она не похожа на свою мать. Не понимаю, откуда ты это взял… Дочери всегда похожи на отцов… Она похожа на своего отца… На арендатора из Лепеля… Кройндл вышла за него замуж вскоре после того, как бежала из Шклова… Вылитый он…

Эстерка говорила словно в бреду, но сразу сообразила, что пустилась в опасную игру… Для чего она сказала, что дочь всегда похожа на отца? Не надо было этого говорить… Это лишнее… Но, может, так и лучше! Если хочешь кого-то ослепить, надо резко поднести поближе к его глазам лампу.

Но и «сияющее ослепление» тут же оказалось под угрозой. Потому что девочка с удивлением посмотрела на Эстерку и в своей детской честности произнесла:

— Тетя… Ведь у моего папы черные волосы…. Совсем черные.

— Ах… что ты знаешь? — покраснела Эстерка. — Ты ничего не знаешь. — Она буквально пронзила девочку суровым взглядом, будто накричала на нее без слов: — Ты была еще совсем маленькая, когда твой папа приезжал тебя навестить. С тех пор вы не виделись, он давно уже женился… на другой…

Алтерка с удивлением слушал этот странный диалог между матерью и ее «племянницей». Он не понимал причины внезапной разговорчивости матери. Она так злится, можно подумать, ей жизненно важно доказать, на кого похожа дочурка Кройнделе…

«Точно такая же, как была! — с горькой улыбкой думал он. — Так же она вела себя и с тем аптекарем в Шклове. И с ним, ее единственным сыном, не лучше… Сначала она была слишком хорошей, потом — слишком плохой. И до сих пор гонит его от себя, а он даже не знает, за что. Да и с воспитанницей тоже то холодно, то жарко. Девочка не знает, как угодить “тете”… Его дед, покойный реб Нота, хорошо ее знал и не раз предостерегал его от поездки сюда. Второй его дед, реб Мордехай, тоже очень хорошо знает свою дочку…»

Глава двадцать вторая Подозрения

1

Чтобы успокоить мать, так близко к сердцу принимавшую вопрос о внешности сиротки Кройндл, Алтерка быстро перевел разговор на другую тему. Он вдруг стал изысканно вежливым и даже слащавым, на петербургский манер:

— Оставь малышку, мамка! Поверь мне, ты интересуешь меня намного больше. Что ты немного похудела, тебя не портит. Напротив, даже молодит. А седая прядь… Помнишь, мама, после бунта иноверцев, в нашем Шкловском доме, я ее заметил первым…. Я думал тогда, что это перья прилипли. Тогда по нашему дому повсюду летал пух… Но с тех пор у тебя не поседел ни один волос. Белая прядка на черном фоне хорошо смотрится, мамка… С чем бы сравнить? Как первый цветок на черешне в начале весны, когда само дерево еще черное…

Алтерка говорил весьма любезно и даже поэтично. При этом смотрел на нее пристальным теплым взглядом потерянного сына, который отыскался и восхищается каждой мелочью, сохранившейся с его детских лет.

Но тут произошло то, на что «потерянный сын» никак не рассчитывал. Вместо того чтобы стать теплее и дружелюбнее от его сыновьей любви и комплиментов, Эстерка вдруг склонила набок свою красивую голову и громко зарыдала. Дочурка покойной Кройнделе вздрогнула, рванулась от Алтерки, подбежала к «тете» и принялась гладить ее дрожащими ручками по щеке и по опущенной руке. Она делала это с ловкостью маленькой, но опытной сестры милосердия… И по ее движениям и выражению детского личика Алтерка догадался, что малышка привыкла к подобным припадкам безумия и не в первый раз видит такой внезапный перепад настроения «тети» от относительного спокойствия к безудержному плачу… Именно поэтому сам Алтерка тоже не слишком испугался и не вскочил с места. Он медленно поднялся, медленно подошел к матери, наклонился к ней, как над больной, и стал гладить ее волосы. Он гладил с особой нежностью поседевшую прядь надо лбом, резко контрастировавшую с густыми иссиня-черными волосами Эстерки.

— Мамка… — прошептал он и сделал попытку заглянуть в ее заплаканные глаза.