Император и ребе, том 2

— Шнеур-Залман! — сказал реб Исроэл Козик уже не таким громким, но твердым голосом. — Теперь я верю, что рассказ этого хасида — правда. Верю, что ты в опасности. Готов поклясться, что Авигдор к этому причастен… Недаром он пропал. То, что он просил милостыню, было только предлогом…

Лисица, забравшаяся в курятник, не наделала бы там такого переполоха, какой слова реб Исроэла Козика вызвали в доме ребе. Все сваты тут же рассыпались по всему большому дому в поисках своих пальто. Каждый, кто не находился в особенно близкой связи с домом ребе, сразу же убрался. К тому же было самое время освободить все комнаты и предоставить домашним разбираться с тем, что осталось от неудавшегося торжества.

И, словно этого было мало, объявился Мойшеле, младший сын ребе. Он был бледен и крайне взволнован. Первой, кого он встретил в сенях, была его мать Стерна. Старая, но еще энергичная женщина стояла здесь с закатанными рукавами и со сбившимся набок чепчиком, а все служанки под ее надзором паковали вещи.

— Мама! — бросился к ней Мойшеле. — Меня, конечно, искали… Я как раз от генерала Ульянова… Он послал меня сказать, что…

— Что французы уже совсем близко… — закончила за него Стерна. — Уже знаем…

— Уже знаем!.. — сказал, подходя, Дов-Бер, старший брат Мойшеле. — Отец, дай ему Бог здоровья, тебя ищет. Он огорчен…. Не устраивай больше шума! Надо было бы заказать подводы…

— Я уже заказал, уже заказал! — закивал Мойшеле. — Две большие подводы. Лошадей нам дает полк. Замечательные люди эти генералы…

— Да, замечательные… — печально покачал головой в тяжелом штраймле Дов-Бер. — Только посмотри на того еврея в разорванном талесе… Видишь?

— Да.

— Французы хотели его расстрелять…

— Расстрелять? За что?

— За добрые советы, которые тебе дали эти «замечательные люди»…

Мойшеле притворился, что ничего не понял:

— Они давали не только добрые советы; они давали, кроме этого, муку и горох, и хлеб, и все, что нужно в доме. А теперь дали лошадей для подвод. И паспорта для всей нашей семьи они тоже мне дали…

Дов-Бер издевательски передразнил его тон:

— Да, и смертельных опасностей для наших хасидов они тоже не пожалели…

— Тише, дети! — рассердилась Стерна. — Как бы отец, не дай Бог, не услыхал. Он и так не в себе… Лучше помогите! Выпроводите лишних людей из дома…

Однако реб Шнеур-Залман все-таки услыхал. Он вышел в полутемные сени к своим взволнованным жене и сыновьям. Его лицо было таким же белым, как борода, но глаза светились печальным светом.

— Мойшеле, — сказал он упавшим голосом, — ты уже здесь?

— Здесь, — ответил его талантливый младший сын и опустил глаза под пронзительным взглядом отца. — Я прибыл из штаба, папа. Необходимо незамедлительно бежать…

— Я уже знаю, знаю. Слава Богу! Мои молитвы не помогли… — Какое-то короткое мгновение реб Шнеур-Залман молчал, все еще пронизывая взглядом своего младшего сына. Потом прошептал: — За наши грехи, наверное.

Мойшеле сразу же понял, почему Шнеур-Залман сделал ударение на слове «наши». Этим отец напомнил ему про грех чтения тайком русского Евангелия… Так он дал ему понять, что из-за его, Мойшеле, грехов молитвы не были приняты.

Чтобы скрыть свою растерянность, Мойшеле заговорил быстро-быстро:

— Это произошло совсем неожиданно. Только сейчас генерал Ульянов сказал мне правду… сказал, что не сможет сопротивляться: у него только пять сотен солдат в резерве, а не целый полк. Поэтому он послал за мной. Дал лошадей и паспорта…

— Куда?.. Куда бежать? — спросил реб Шнеур-Залман, беспомощно оглядываясь и указывая бледной рукой на баулы, стоявшие в сенях.

— На Амчислав,[322] отец, потом на Красный.[323] А потом, может быть, дальше…. Кавалеристы полковника Небрасского уже выехали, чтобы расчистить путь. Теперь мы должны выехать. Вечером за нами выступит генерал Ульянов с оставшимися у него силами.

— «Обратная сторона» победила… — прошептал реб Шнеур-Залман, — ненадолго… Бог так хочет… — И внезапно, словно силой вырванный из сомнений, он приободрился и принялся подгонять своих домашних: — Смотрите, детки, как выглядит мама! Она, бедная, устала… Пойдемте, давайте все ей поможем. И Бог поможет нам.

Глава двадцатая Эстерка становится суеверной

1

В Лядах уже заголубел день, когда из дома реб Шнеура-Залмана начали выносить первые ящики с книгами и баулы с постельным бельем. Вокруг запряженных подвод слышался плач заспанных, наскоро одетых детей и царила толкотня… Однако неожиданно появилось новое препятствие: к наполовину загруженным подводам подъехала закрытая карета, запряженная двумя белыми лошадьми. Русский кучер с павлиньими перьями на меховой шапке поспешно соскочил с кельни и распахнул изукрашенную дверцу. Не менее поспешно из кареты вышла богато одетая дама в длинной беличьей ротонде и с густой черной вуалью на лице. Не поздоровавшись, она, задыхаясь, обратилась к первым же носильщикам, которых встретила рядом с подводами:

— Ребе действительно уезжает?

— Он не просто уезжает, — тихо ответили ей. — Он бежит… Разве вы не знаете, что творится?