Император и ребе, том 2

— Эстерка, — теперь уже смелее отозвался он из глубины складок ее платья, — я и ты… мы же скоро будем вместе… совсем вместе?

— Да!.. — сразу же он услышал ее короткий и приятный ему ответ. Будто лесная чаща вдруг расступилась и кругом стало светлее.

Его охватил сладостный страх. Йосеф ушам своим не верил. У него не хватало смелости поверить им. Слишком коротким было это обещание. Слишком воздушным, бестелесным. Как эхо в мечте. Он хотел знать наверняка. Пусть она подаст ему земные знаки того, что все будет, как он хочет. Не просто так…

— В этой комнате ты позволишь мне остаться с тобой наедине. Чтобы никто не осмелился войти. Даже твой… Даже твой единственный сынок.

На этот раз Эстерка немного помолчала, но потом пообещала с тихой уверенностью:

— Да.

— И чтобы ты не сразу приняла меня. Не сразу — в твою постель. В твои объятия. Сначала я буду лежать у твоих обнаженных ног. Буду целовать их. Но ты склонишься ко мне, как царица… Как царица к своему рабу.

— Да.

— И простишь мне всю мою озлобленность на тебя. И все грехи… И поднимешь к себе. Медленно поднимешь…

— Да.

С каждым ее «да» его влюбленность разгоралась все сильнее, все сильнее таял он в теплых складках ее платья и забывался в готовности отринуть всяческую мужскую гордость.

— Только тогда, — снова зашептал он в синие бархатные волны, — когда полностью поднимешь меня к себе, поставишь на ноги, ты позволишь мне себя обнять. Обнять как святую, к которой еще никто не прикасался.

Эстерка смущенно хохотнула. Да, она не настолько святая. Жесткие объятия Менди уже много раз обхватывали ее, в результате она даже родила ребенка.

Но Йосеф сразу очнулся. Он поднял с ее колен свою захмелевшую голову и посмотрел на нее затуманенными глазами:

— Скажи «да», скажи…

— Да, да! — уступила она. — Ну?

— Так хорошо, Эстерка! — снова прижался он к ней. — Ты не сразу позволишь мне выпить твои губы. Не сразу. Ты много раз отвернешься от меня. И только потом… Потом…

— Да, да! — хихикнула Эстерка. Страсть Йосефа передалась ей. Его влюбленность обволокла ее теплым облаком. А из его разгоряченного воображения в тишине комнаты вырастала красочная картина с расстеленным на полу ковром… Эстерка сама «увидела», как полуголый Йосеф припадает к ее ногам и как она поднимает его, позволяет обнять себя. Сначала одной рукой, потом — двумя. Адам и Ева в уединенном раю, отгороженном от всего мира, от всех близких. Нет более близкого человека, чем он…

А шепчущий голос, доносившийся с ее колен, как голос оракула в «Царе Эдипе», книге, которую она когда-то читала, обращался к ней. Он обращался к ее женскому сердцу, рисуя упоительную картину, уча ее, как надо любить:

— Не сразу, Эстерка, ты должна стать моей не сразу! Не сразу позволить мне то, что жена позволяет мужу.

Я этого не выдержу. Я отвык от такого счастья. Даже думать о нем отвык. Я слишком долго тосковал по тебе. Я ослабел. Я болен. Насыщай меня понемногу, как кормят больного…

3

«Да» застряло у Эстерки в горле, сжатом спазмами плача и смеха. Но она силилась сдержать и то, и другое, даже закусила губы. Но руки ее не остались равнодушными, они просто не могли ждать. Слепые и опьяневшие, они отыскали затылок Йосефа в бархатных складках ее платья и принялись гладить и сжимать его. Ее округлые плечи податливо выгнулись, а жаждущие губы потянулись к этому широкому затылку… Но скромность и строгая сдержанность за долгие годы стали ее второй натурой, своего рода ее потребностью, можно сказать, внутренней потребностью трюкачки ломать себя ежедневно и при каждой возможности, чтобы не забыть когда-то заученный трюк. И она снова стала скромной и сдержанной, поспешно убрала свои жадные руки и откинулась усталой спиной на спинку дивана. Но ее пересохшие губы все равно шептали:

— Йосеф, я так… так…

Она хотела сказать «счастлива», но не договорила. Йосеф забеспокоился. Он поднял затуманенный взгляд и непонимающе спросил:

— Что «так»? О чем ты говоришь — «так»?..

— Так… довольна! — нашла Эстерка более подходящее слово. — Я так довольна, что выдержала. Я приняла на себя такое испытание! Шесть лет. Шесть долгих лет. Неужели ты думаешь, что я сделана из дерева? Дурачок!..

— Нет, нет. Это — нет. Я ведь вижу; Я чувствую.

— Я довольна, что Алтерка подрос, стал почти мужчиной. Если бы ты знал, что Кройндл про него рассказывает!.. Теперь я уже свободна. Совершенно свободна делать с собой, что мне хочется.

— Совершенно свободна? — вдруг очнулся Йосеф. Он поднял голову с ее колен, встал и опустил руки на ее светящиеся декольтированные плечи, как на вещь, которая стала его собственностью после многих лет торга и препирательств. Даже его голос вдруг стал уверенным, повелевающим. — Ты говоришь, что теперь совершенно свободна? Отделалась от своего обета, который… который портил мне жизнь? Отделалась?

— Да.

— Коли так, Эстерка, докажи это! Докажи, что это не просто слова. Докажи прямо сейчас!

— Йосеф! — испугалась Эстерка. — Чего ты хочешь? Как тебе доказать?