Император и ребе, том 2

— Мы здесь? — зашумели кухарки и служанки. — Что вы хотите этим сказать? Реб Хацкеле, говорите уж, раз начали!

— Вам же говорят, что только часть крестьян отправилась к помещику. Многие остались на рынке. Они уже, говорят, разносят еврейские лавки. Якобы ищут бульбу… Хьене, которая продает вареный горох и печеную тартуфлю из корзины, они, говорят, загнали горячую бульбу в глотку. На, значит, жри сама свой смертоносный яд! Она, ни про кого не будь сказано, лежит посреди рынка. О-о-о…

— В обмороке?

— Хорошо было бы, если бы в обмороке. Говорят, ни про кого не будь сказано, она задохнулась…

3

Ощущение ужаса мгновенно заполнило большую кухню. Вытянутые лица скривились, раздались испуганные вскрики. Толстая кухарка всхлипнула в фартук, а вслед за ней начали всхлипывать и молодые кухарки. Сама Эстерка продолжала стоять в оцепенении: не начало ли это той эпидемии, что когда-то случилась в Кадмосе? За сходный грех… Прежде, чем Иокаста повесилась…

Звуки взволнованных голосов достигли дальних комнат большого дома. Кройндл выбежала с закатанными рукавами и с каким-то предметом одежды в руке — она, похоже, как раз упаковывала свои вещи. За нею прибежал единственный сынок Эстерки. Его желтоватые, как у ночной птицы, глаза беспокойно бегали. Эстерка побледнела и отвернулась.

Только теперь Хацкл понял, что несколько перестарался, пугая тут женщин. Их испуг передался ему самому. И чтобы укрепить свой дух, он принялся кричать, забыв даже, что Эстерка со своей родственницей стоят тут же, рядом:

— Что вы воете? Что кудахчете? Что рыдаете? Бабы вы и больше ничего! Рынок далеко. И пока они дойдут до середины Синагогальной улицы, было бы лучше, чтобы я… чтобы мы… Ш-ш-ш! Я слышу шум. Бегут сюда. Только не бойтесь! Входная дверь заперта на засов.

И действительно, раздались торопливые удары в дверь — сначала дверным молоточком, потом — ногами. Хацкл медленно приоткрыл дверь, ведущую из кухни в прихожую, и крикнул:

— Кто там?!

— Из цеха, из цеха! — послышался взволнованный голос. — Откройте! Откройте!

На пороге раскрывшейся входной двери встал старшина ремесленного цеха. Его глаза дико блуждали.

— Реб Ноты еще нет? — поспешно спросил он.

— Нет.

— Хм… Мы тоже так и подумали. Он, наверное, не смог прорваться сюда со двора помещика… Ну, я должен бежать! А вы покрепче заприте все двери! Так будет лучше…

— Почему? Почему лучше? — окружили его перепуганные женщины.

— Не задавайте дурацких вопросов! Холопы со всех окрестных деревень озверели. Разорили несколько еврейских лавок. Они злы на помещика, а вымещают свою злобу на евреях. Потому что их порют и заставляют сажать бульбу. Вспомнили посреди зимы! Императрица умерла, вот они и вспомнили… Ну, я должен бежать!

— Не убегайте, не убегайте! — начали умолять женщины. — Останьтесь здесь!

— Чем я вам помогу? Я пришел только предупредить вас. Меня послал цех. Ходят слухи, что холопы хотят излить свой гнев из-за «чертовых яиц» на «жидовского откупщика». Так они называют реб Ноту. Он вдруг перестал быть петербургским барином. Вчера они ему в ноги кланялись, а сегодня… Вот что значит иноверцы! Ну, делайте то, что цех велел мне вам передать!.. А я должен бежать дальше.

— Куда? Куда вы бежите? Не надо было допускать…

— Вот из-за этого-то я и бегу. Огородами к польскому костелу, а оттуда — к пожне…

— К пожне?.. — вдруг воскликнула Эстерка. — Что вы хотите там сделать?

Посланец цеха с удивлением посмотрел на нее:

— Что я хочу там сделать? Там ведь стоит полк солдат. Я бегу в казарму!..

Служанки высыпали из дома. Начали падать закрывающие окна ставни. Зазвенели железные штыри, которыми они крепились к стенам. Во всем доме стало темно, горел только огонь в печи.

Залитая красным отсветом этого огня, Эстерка осталась стоять на кухне, высокая, величественно-печальная, как покинутая королева. Она полузакрыла глаза, прислонила голову к стене и громко прошептала, словно молитву:

— Боже, Боже! Что тут творится? Что творится вокруг меня сегодня?

Хацкл-оденься услыхал это и разъяснил ей смысл происходящего на свой манер:

— Вот что получается, хозяйка, когда императора больше нет. Кофендрация!..

Глава двадцать шестая Вниз, в погреб…

1

Волна суматохи, принесенной посланником цеха, еще не улеглась; служанки еще не успели закрыть все ставни в большом доме и прийти в себя, как уже набежала вторая, более сильная, волна суматохи, когда карета реб Ноты появилась у входа. На козлах сидел растрепанный Иван без своей красной кучерской шапки, которую он где-то потерял. Его седые космы трепались на ветру и придавали его внешности что-то дикое. Одно крыло больших саней было разломано. Дверца криво висела на одной петле. Окошко выбито.

Плюясь и проклиная кого-то на чем свет стоит, Иван соскользнул с высокой кельни и рванул поломанную дверцу. Согнувшись, из кареты вылез реб Нота, бледно-желтый, постаревший. Из-под его собольей шапки по выпуклому лбу текла кровь.