Император и ребе, том 2

Эстерка не была как-то особенно удивлена или потрясена. В ней нечему больше было ощущать потрясение. Все, что могло в ней сломаться, уже сломалось за сегодняшнее утро. Целой оставалась только эта проклятая, сладковато воняющая нефтью коптилка в ее руке, девать которую сейчас было некуда…

Здесь, вокруг мертвеца, никто уже не кричал. Люди только перешептывались с дрожью в голосе:

— Мертвый?

— Вы ведь видите?

— Убит?

— Вы не поняли, что с ним сделали?

— Нет.

— Задушили?

— Горячей бульбы ему напихали в горло. Еще пар идет…

— Какие злодеи!

— Холопы, когда разъярены, хуже любых разбойников!..

— Торговке бобами на рынке они тоже напихали бульбы в горло. Посреди бела дня…

Эстерка ясно вспомнила большой горшок с тартуфлями, которые варились на кухне. Когда она сегодня, после того как отделалась от Алтерки, проходила через кухню, то услыхала, как толстая кухарка кричала: «Ханеле, смотри, смотри! Горшок с бульбой выкипает…» И вот тот же самый горшок стал ангелом смерти для Хацкла! Горячая бульба — оружие в лапах взбунтовавшихся крестьян. А на растоптанных на пороге остатках бульбы она едва не поскользнулась, как в луже пролитой крови…

Люди вокруг скорчившегося покойника зашушукались погромче. Один высокий человек с черными ногтями, наверное, сапожник, расхрабрился, схватил мертвеца за плечи и попытался поставить его на подгибающиеся ноги. Это ему не удалось. Тогда он, не отпуская мертвеца, заревел:

— Что вы стоите, что?! Бегите за доктором! Реб Боруху Шику надо показать…

— Что Шик? Где Шик? — разозлились на него. — Вы не видите, кого вы трясете? Мертвеца!

— Оставьте, говорят вам!

— Пропустите капитана! Пропустите капитана! — послышался повелительный голос сзади.

Все повернулись. Прокладывая себе локтями дорогу, через плотную толпу пробивался крепкий молодой человек с раскрасневшимся лицом. Эстерка узнала в нем того, кто час назад прибежал от цеха искать реб Ноту и предупредить весь его дом об опасности.

Протолкавшись до Эстерки, этот разгоряченный молодой человек слабо улыбнулся и тихо сказал:

— Это я сбегал на пожню. Привел роту солдат…

— Привел, — пробурчал высокий сапожник и показал черным ногтем на мертвеца, — да малость поздновато…

Молодой человек сердито сверкнул на него глазами:

— Кто вас здесь спрашивает? Если бы не сторож, то… то, не дай Бог, весь дом бы погиб. Сам реб Нота уже исповедь произнес. Он говорит, что они даже начали дергать крышку погреба…

— Ну, а как же? — скривил рот высокий сапожник. — Наш брат всегда кладет свою жизнь за богачей. Мы гибнем, а богачи…

— Ш-ш-ш! Грубиян!.. — зашипели на него со всех сторон. — Реб Нота идет сюда!

3

Толпа расступилась, и к убитому приблизился реб Нота в расстегнутой шубе, обсыпанной перьями, и с кровоточащей шишкой на виске. Мокрое полотенце, которое он перед этим сорвал с себя, реб Нота все еще держал в руке. Его очки запотели, и он с трудом отыскивал себе путь, размахивая впереди себя полотенцем, как слепец — палкой. За ним рыцарственно двигался прибывший на помощь капитан в вышитом кафтане и треуголке с плюмажем. Он был на голову выше реб Ноты. Его красное, отъевшееся лицо равномерно покачивалось над лысиной реб Ноты.

Эстерка пугливо посмотрела на военного. Это красное лицо сразу же показалось ей знакомым. Это был тот толстый офицер, который вчера командовал солдатами на пожне и точно так же, как когда-то наследник русского престола в Гатчине, в кровь бил по голове барабанщика…

Реб Нота обратился к нему по-немецки, указывая мокрым полотенцем на мертвеца и покачивая своей разбитой лысой головой:

— Герр капитан Шмидт! Зеен зи маль! Зеен зи маль!..[65]

«Хм… — горько усмехнулась Эстерка себе самой. — Я вчера не ошиблась. Это действительно один из тех “кузнецов”,[66] которые куют себе карьеру в России, жестоко избивая русских солдат…»

Сама удивляясь, насколько ясная у нее голова в такой момент, после всего, что она пережила за эти сутки, она еще раз посмотрела на высокого капитана. Теперь она увидела его багровую шею под париком. В знак уважения к задушенному мертвецу капитан Шмидт снял свою большую треуголку с плюмажем и выругал при этом бунтовщиков:

— Хорошенько они его отделали, этого беднягу!.. Негодяи! Грязные оборванцы!..

И вдруг, совсем неожиданно для себя, Эстерка ощутила беспокойство. Ее внутреннее оцепенение прошло. Он спохватилась, что капитан Шмидт и прибывшие с ним солдаты — это совсем не гайдуки Зорича. Помощь пришла не с его «двора», как они думали раньше, сидя в погребе, когда сам реб Нота так обрадовался, услыхав первый выстрел. Этот драгоценный помещик, друг реб Ноты, с места не сдвинулся. Помощь пришла из казармы императорских войск, расположенной на пожне. А коли так, то к этому был причастен еще кто-то… Тот, кто не оставляет ее в покое, кто преследовал ее когда-то на тракте и снова приставал к ней вчера на пожне и совсем свел ее с ума своей влюбленностью и пьянящим запахом чая с ромом…