Я все время находился при Константине, среди его адъютантов и охраны из казаков. Великий князь терпел лишения, как и все. Не слышал от него ни одной жалобы. Единственная мысль меня угнетала: если возникнет угроза плена, я должен был его убить. Мысль казалась нелепой. Но мне приказали. Приказ должен быть выполнен. Я все думал, как мне его исполнить? Рубануть тесаком по шее или вонзить острие шпаги прямо в сердце? Представлял, как я это сделаю и тут же старался гнать прочь преступную мысль. Нет! Не смогу я убить Константина.
– Добров, объясните, почему вас моя сестра так сильно полюбила? – спросил он в один из вечеров, когда мы прятались от дождя в небольшом шатре, кашляя от дымящейся кучки сырого хвороста. Вопрос застал меня врасплох.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Я не умею понимать женщин.
– Вы знаете, что Елена Павловна на коленях молила отца, вас не наказывать ссылкой. Никогда раньше сестру такой не видел. Придворный лекарь Роджерсон даже опасался за её рассудок. Она проплакала целые сутки. Отец уже готов был подписать указ о вашем помиловании, но Аракчеев отговорил его. Тогда Елена пришла к нам с Александром и умоляла дать ей мужское платье и надёжного гвардейца. Ей взбрело в голову удрать из Петербурга и следовать за вами.
Мне стыдно было слушать эту историю. Тем более, что к Великой княжне я не испытывал никаких чувств.
– Весьма сожалею, – пожал я плечами. – Поверьте, я не давал вашей сестре никакого повода. Не знаю… Не понимаю… Но теперь-то все позади: она замужем.
– Да. Теперь Елена стала герцогиней Меленбург-Шверинской. Прекрасный супруг. Преданные слуги. Любящие подданные… Знаете, Добров, я ей завидую.
– Завидуете? – не понял я.
– Мне кажется, нет ничего лучшего, чем жить в маленьком чистом городке. Иметь большую семью. Делать конные прогулки по осеннему лесу. Кататься по озеру на лодке. Охотиться. Посещать ярмарки… И никакой политики… Никаких военных походов…
– Но вы же – Великий князь, – удивился я его странным фантазиям. – Ваша судьба Богом определена, как служителя государства Российского.
– Знаю, – тяжело вздохнул он. – Но я не создан для государственной деятельности. Все это для меня – чуждо. Мундир… Я, словно в чужом теле, понимаете?
– Возможно, я вас смогу понять, но позже, когда мы закончим поход.
– Да, конечно. Простите меня. Болтаю какую-то глупость. У меня есть коньяк. Предлагаю выпить по глотку, чтобы согреться, – сказал он и полез за флягой.
Мы поднимались с рассветом и шли вверх без остановок. Мне полагалась лошадь. Но дорога до того была трудная, что частенько приходилось слазить с седла и идти рядом, чтобы дать бедолаге отдохнуть. Рыжая, широкогрудая лошадка несла мой сундук, мешки с мукой и меня самого. Рядовой Григорий Таракан неотступно следовал за мной. Через одно плечо патронная сумка, через другой – мешок с сухарями и епанча в скатку. За спиной ранец из толстой кожи и жестяная фляжка-манерка. Свои тупоносые башмаки он подковал на носке и на пятке, заставив сапожника вместо деревянных гвоздей забить железные. Кожаные штиблеты пропитал салом, чтобы не промокали. Фузею он нёс не на плече, а впереди, повесив её на шею. Клал на цевье и приклад руки. Говорил, так легче идти.
За трое суток удалось пройти семьдесят пять вёрст. На третью ночь вошли в поселение Тавич. Далее дорога взлетала к горным кручам и пропадала в белой мгле облаков.
Разведчики доложили, что за Мотто Бартола начинаются французские позиции. Хорошо оборудованы. Пушки простреливают все подходы. Перевал охраняла бригада Гюдена. По долине верхней Рейсы залегли егеря бригады Луазона. Всего около девяти тысяч.
– Ты же говорил, что здесь, на перевале только одна застава? – набросился Суворов на подполковника Вейротера.
Тот только хлопал глазами и топорщил усы.
– Первым пойдёшь в атаку! – приказал ему главнокомандующий.
Всю ночь лил дождь. Мох, покрывавший скалы, разбух. Камни стали скользкими. Собрали несколько орудий, подготовили к стрельбе.
До Айрола, где начинались позиции неприятеля, оставалось меньше десяти вёрст. Суворов подозвал к себе проводника Антонио.
– Хорошо знаешь эти места?
– Ещё бы! – ответил он. – Тропинки узкие, опасные. Множество ручьев. В скалах промоины опасные. Сейчас с дождями вода прибавилась. Не знаю, как вы решите атаковать. Подождали бы, пока Розенберг зайдёт в тыл.
– Некогда ждать. Не верю я Вейротеру. Вдруг на пути Розенберга французы подготовят засаду? Тогда он завязнет надолго.
Суворов собрал военный совет и представил план боя. Атаковать тремя колоннами. Правая колонна составляла авангард Багратиона и дивизию Швейковского. Задача – обойти левый фланг противника. Левая колонна из двух австрийских батальонов Штрауха и одного российского батальона должна двигаться вверх по реке Тичино. Средняя колонна, составленная из дивизии Ферстера и двух австрийских батальонов, наступала в лоб через Айроло. Средней колонне отдали всю артиллерию. Наступление назначили на тринадцатое число, три часа ночи.
– Ты когда-нибудь там ходил? – спросил Суворов Антонио, указывая на скалы, по которым должна была двигаться колонна Багратиона.