Император. Книга вторая. Ушаков

От того места, где мы стояли минуту назад донеслись хлопки выстрелов. Турки стреляли наугад. Ночь выдалась тёмная. Луну заволокло тучами. Нас они не видели. Несколько пуль прошуршало над нашими головами. Шлёпнулись в воду далеко позади. Вскоре на берегу запылали факела. Но их свет уже не мог достать судёнышко, под завязку набитое людьми. В наш адрес слышались проклятья. Пули поднимали брызги вокруг катера. Одна вонзилась в корму.

Несколько часов мы плыли куда-то, отдаваясь ветру. Все напряжённо молчали, с тревогой прислушиваясь к ночи. Наконец с рассветом причалили к берегу с невысокими скалами. Рядом располагалось небольшое поселение рыбаков. Рыбаки помогли сойти беженцам на берег. Сказали, что за ночь ветер нас далеко отнёс от города. Обещали всех беженцев переправить в Паргу.

Девушка, которую мы выкупили, со слезами обняла нас. Просила сказать имена и обещала каждый день молиться за наше спасение. Я больше ее никогда не видел. Она была стройная, смуглая, черноволосая и чем-то напоминала Софью.

* * *

Императору я писал послание от адмирала Ушакова:

«Благодарение всевышнему богу, мы с соединёнными эскадрами, кроме Корфы, все прежде бывшие венецианские острова от рук зловредных французов освободили. Греческие жители островов и матерого берега, бывшего венецианского же владения, столь великую приверженность имеют к государю императору нашему, что никак не можно описать оную. Едва я только успокаиваю их; не хотят ничего общего иметь с турками: все вообще в присутствии турок кричат, что никакого правления и правителей не хотят, кроме русских, и беспрестанно-восклицают: «Государь наш император Павел Петрович!» Политические обстоятельства понудили меня уговаривать их всячески, что государи наши императоры послали нас единственно освободить их от зловредных французов и сделать вольными на прежних правах, до воспоследования высочайшей конфирмации. Сим успокаиваются они только потому, что надеются на будущее время непременно остаться под Россиею. Хотя я знаю, что политические обстоятельства сего не дозволят, но как эти бедные люди после останутся и на каких правах, неизвестно: мы узаконяем их теперь и доставляем спокойствие»

Император ответным письмом давал Ушакову самые широкие полномочия и требовал подробности экспедиции.

Следующим посланием Ушаков писал:

«Вашему императорскому величеству всеподданнейше доношу: прежде бывшие венецианские острова, большие и малые, все нашими соединёнными эскадрами от французов освобождены, кроме острова Корфу, который содержится эскадрами нашими в блокаде. Берега от полуострова Мореи, простирающиеся к венецианскому заливу, также от французов освобождены, обыватели всех оных мест столь привержены и преданы вашему императорскому величеству, я не в состоянии описать той великой приверженности, какая действительно от душевного рвения их явственна, а особо когда пришли мы с эскадрами к острову Занте, встречены жителями оного острова так, как во всеподданнейшем рапорте моем от 26 минувшего октября объяснено, редкое гребное судно и лодка показали, на которых не было бы российского белого флага с Андреевым крестом, когда по надобности я сходил на берег и был в монастырях и в церквах, от стеснившегося народа по улицам и от устраняющегося на обе стороны нельзя было пройтись от чрезвычайного крику, беспрестанно возглашающего имя вашего императорского величества «Виват Павел Петрович, виват государь наш, Павел Петрович!» Генерально почти во всех домах и из окошек оных выставлены висящие флаги первого адмирала, несколько тысяч таковых было видно по всем улицам на белых платках и на холстине нарисованные Андреевым крестом, также из окошек развешано было множество одеял, платков и разных бумажных и шёлковых материев. Женщины из окошек, а особо старые, простирая руки, многие крестясь плачут, показывая видимость душевных действиев, какие в них от удовольствия происходят, малолетних детей выносят, заставляют целовать руки у офицеров, даже и у служителей наших, словом, во всех островах замечено мною в рассуждении обывателей чрезвычайная приверженность к вашему императорскому величеству, таковой вид наносит товарищам моим (туркам) неприятность, но я всеми способами – учтивостью и ласкою стараюсь их успокоить всех, знатных первейших жителей, приходящих ко мне, всегда посылаю к Кадыр-бею, командующему турецкою эскадрою, для оказания такового к ему почтения, и с просьбами, с какими ко мне приходят, к нему также посылаю, и все дела касающиеся решаем вместе общим нашим согласием».