Император. Книга вторая. Ушаков

– Вот и мне море не по душе. Больше горы люблю. Я сам в горах родился, – сказал он, потягивая обжигающий кофе. – Чувствую себя здесь ужасно. Мне предложил Кадыр-бей каюту на своём корабле с мягким тюфяком и жаровней. Но уж лучше здесь, в холоде и на камнях, зато на твёрдой почве.

Мы с ним как-то быстро разговорились, как будто знали друг друга много лет. Такого я не ожидал от мрачного полководца. Он ничего не таил. Искренне отвечал на любые вопросы. Не врал и не хитрил. Он рассказал о своих арнаутах. В Оттоманской империи они считались самой лучшей пехотой. Янычары? Те только хвалиться могут громче всех, да требовать платы. Албанская пехота лёгкая, подвижная, неутомимая. Не таскает с собой шатров, кухонь с поварами.

– Албанцу что надо? – говорил он. – Фунт сухарей да жмень оливок, – и он сыт весь день. А вынослив как! Бывает, по двести вёрст в день отмахиваем в полном вооружении. Янычары на такое способны?

Какая же у вас амуниция?

– Самая простая: заплечный мешок, ружье да сабля кривая. Лядунка с патронами.

Я внимательно рассмотрел его одежду, попросил рассказать, что носят Арнауты.

– Красная феска – обязательно. Её обматывают тканью. Называется она пестемаль. У кого из шёлка, у кого из простого холста. Рубаху носим бумажную. Сверху надеваем камзол. Он у меня с серебряными латами – чапраз. – Мустафа-паша показал на груди переплетение тонких металлических пластин. – А сверху куртку, пешлы с двумя рядами пуговиц. Чем крупнее пуговицы, тем важнее командир, – пояснил он. – Широкие шаровары, калесь, они только до колен. На голенях суконные тулузки с пряжками. Обувь делаем из бараньей кожи. Цурухи, мягкие и надёжные. Только в Албании могут такие шить. А этот шерстяной капот, мы его называем ляра, – незаменимая вещь в походе. Он служит и матрацем, и подушкой, и скатертью, и шатром… Ваш Ушак-паша умный человек. Он для часовых именно такие, албанские капоты купил. Я видел.

– Как вы воюете? – спросил я. – Не вижу штыков на ружьях.

– Мы не пьяницы, что служат в окружении Али-паши. Мои арнауты отличные стрелки. В штыковую не ходим, но стреляем лучше швейцарских егерей. У нас с детства каждый приучен бить без промаха. Наше занятие – пасти овец. А в горах множество волков. Если арнаут плохо стреляет, то и стадо у него паршивое. А штыков нет, потому что тактика рукопашного боя другая. Албанец ружье закидывает за спину на плотный ремень. Ствол вверх торчит, чтобы сзади по шее не рубанули. Левую руку капором обвёртывает – вот тебе щит, в правую – саблю. А уж саблей мы владеть умеем.

– Народ, правда, сам понимаешь, дремучий, – шёпотом признался Мустафа-паша. – Грабить любят – хлебом не корми. Так, на нашей земле вечно война идёт. Всё турецкие наместники друг с другом дерутся. За что дерутся? Да за пустяки! За ручей, за лесок, за пастбище…. А крови столько льют, что не стоит эти куски земли стольких загубленных жизней. Вот и арнауты мои, поэтому такие жестокие. Правда, всё награбленное тащат в общую казну, потом делим. Но, что только не сдают: гвозди, стекла, рвань какую-то…

– Как вы их вербуете?

– Хожу по селениям. Накрываю стол. Угощаю. Не я один так делаю. Но если уж албанец записался на службу, то не признает ни чьей власти, кроме своего капитана.

– Но вы же не капитан.

– Они всех начальников капитанами называют. Из самых способных я набираю паликариев, телохранителей. Их у меня двенадцать. В бою защищают своего капитана до последней капли крови. Если капитан погибает, а телохранители остаются живы, их потом самих убивают.

– Пьют арнауты вино?

– Пьянство – самое гнусное преступление. Но зато кровная вражда – дело благородное. Что интересно: если один воин у другого украдёт какую-нибудь мелочь – считается позором; но коль уведёт лошадь или быка, сопрёт оружие дорогое – это воинский подвиг и заслуживает уважения. Я сам из валахских господарей. Много лет служу у Али-паши. Сколько уже раз албанское войско набирал, но до сих пор не пойму их нравов. Вот, найму я в каком-нибудь селении пару десятков молодцов, так за ними обязательно какой-нибудь искалеченный старик увяжется. Его тоже кормить надо, и жалование платить.

– Зачем? – удивился я.

– Он у них считается судьёй. Ссоры прекращает, вражду примиряет. К нему за советами обращаются. Во всем слушаются. Ещё эти старики занимаются врачеванием. Фельдшеров где я возьму? А эти старые воины знают какие-то народные рецепты. Раны лечат. Хворь всякую заклинаниями изгоняют. У них вечно сумки полные каких-то бутылочек, кореньев, чеснока фунт – обязательно. Хотите – верьте, хотите – нет, однажды в походе на Румелию меня чума свалила. Так двое престарелых арнаута выходили меня. Язвы мои ковыряли, да присыпали. А какой гадостью меня отпаивали! Толчёный чеснок с солью, да на лошадиной моче настоянный. Но видите – жив!

– Странно. Я совсем других албанцев видел в окружении Али-паши.