Император Мэйдзи и его Япония

Ярмарки стали прообразом будущих универмагов и «современного» способа потребления. Японцы привыкли покупать нужные им вещи в специализированных лавках. Там тобой одним занимался приказчик, который носил со склада требуемые вещи. Витрин не было, выставлять весь товар напоказ считалось неприличным. Самый лучший товар следовало держать подальше и приберегать напоследок. На ярмарках все обстояло иначе, там клиенты сами подбирали и покупали себе нужную вещь из числа тех, что были выставлены на всеобщее обозрение. Или не покупали. В отличие от лавок, куда ходили непременно с целью совершить покупку, по ярмарке можно было бродить просто для удовольствия. Тамошний продавец уже не знал клиента в лицо, теперь понятия «продавец» и «знакомый» переставали быть синонимами[144].

1879 год 12-й год правления Мэйдзи

В январе главный инспектор полицейского управления Кавадзи Тосиёси (1834–1879), считающийся «отцом-основателем» японской полиции, подал докладную записку, в которой он ратовал за возрождение искусства фехтования мечом (кэндзюцу). Во время войны с Сайго Такамори «отряд обнаженных мечей», составленный из мастеров кэндзюцу, проявил себя наилучшим образом. И дело было не столько в их выучке, сколько в несгибаемом духе. Роль холодного оружия в современной войне с каждым днем становилась все меньше, но это отнюдь не отменяло необходимости воспитания смелых и мужественных воинов. Держа в руках меч (даже если это был учебный деревянный меч), человек ощущал связь со знаменитыми воинами древности и средневековья. Предложения Кавадзи приняли, все полицейские стали заниматься фехтованием на мечах. Запрещение самураям носить мечи было преодолено – в сознании служивого человека он продолжал сохранять огромное значение. И не только служивого – «Движение за свободу и права народа» также практиковало воинские искусства для воспитания своих активистов. Самураев в стране официально не существовало, но их воинский дух овладевал все новыми и новыми людьми.

В начале этого года статус Рюкю был определен окончательно. Японское правительство все время требовало, чтобы король Рюкю Сётай (1843–1901) прекратил даннические отношения с Китаем. На практике это означало: не посылать посольства при восхождении нового китайского императора на престол. Однако король ослушался и такое посольство все-таки отправил (в январе 1875 г. императором Китая стал четырехлетний Дэ-цзун). Кроме того, несмотря на приказ вести такое же летоисчисление, как в Японии (т. е. сообразуясь с девизом правления Мэйдзи), Сётай продолжал использовать китайский календарь. Он также неоднократно просил сохранить двойное подчинение, называя Японию – отцом, а Китай – матерью. Японцы отвечали тоже с применением метафоры родства: это все равно как если бы у жены было два мужа.

Политическая элита Рюкю была вполне довольна прежними порядками, когда налоги составляли две трети крестьянского урожая. Но по этой же причине она была лишена поддержки снизу. Видя свою опору в Китае, король и его окружение пытались сохранить свое положение за счет консервации даннических отношений с Китаем.

Однако японское правительство, в котором после убийства Окубо главную партию исполнял Ито Хиробуми, заняло жесткую позицию по отношению к «непослушанию» короля. Правительство, где тон задает министр внутренних дел, вряд ли может действовать по-другому.

Ситуация с Рюкю развивалась быстро. Отказавшись ранее от нанесения удара по Корее, что вызвало настоящий раскол в стране, на сей раз японское правительство действовало с редким единодушием. 25 января первый секретарь Министерства внутренних дел Мацуда Митиюки (1839–1882) прибыл в город Наху и уже на следующий день перед политической элитой в столице Сюри зачел послание (правильнее было бы назвать его ультиматумом), подписанное главным министром Сандзё Санэтоми. Его смысл сводился к тому, чтобы король Рюкю немедленно признал Японию своим единственным сюзереном. На размышления была отпущена неделя. Сётай отвечал в том духе, что если он откажется от посылки регулярных миссий в Китай, то его страна будет жестоко «наказана».

Мацуда уехал в Токио. Потом снова вернулся – на сей раз с 560 военными и полицейскими. Привез он и указ Мэйдзи об учреждении на месте бывшего княжества-королевства Рюкю префектуры Окинава. Мэйдзи приказал Сётай и его наследникам прибыть в Токио. Ни сам Сётай, ни его приближенные ехать никуда не желали. Поскольку король сказывался больным, из Токио прислали врачей, которые сказали, что здоровью короля ничто не угрожает. Длительные переговоры, сопровождавшиеся «выкручиванием рук», закончились тем, что в июне Сётай приплыл в Иокогаму. Мэйдзи дал ему и его старшему сыну аудиенцию. Сётай пожаловали 3-й младший ранг, его сыну 5-й младший – они стали японскими аристократами. Подданные Сётай из числа крестьян и рыбаков отнеслись к отъезду своего короля вполне спокойно, никаких бунтов не случилось, протесты Китая закончились ничем.