Император-отрок: Историческая дилогия

Поговорив еще несколько, Марина и сторож расстались. Никита в задаток получил малую толику денег, купил на них вина, угостил товарищей и сам наугощался.

На следующий день, когда стало смеркаться, Марина опять появилась на дворе острога с небольшим узелком в руках. Никита встретил ее такими словами:

– Что рано пришла? Лучше делать все, когда совсем стемнеет. На такое дело с опаской идти надо!..

– Да чего тебе-то бояться?

– Как чего? Да ведь я-то в ответственность большую попаду… Узнают, что я колодника выпустил, до смерти меня забьют.

– А ты беги, – посоветовала Марина.

– И то бежать придется куда глаза глядят.

– Что же, с деньгами, Никитушка, и в бегах жить неплохо! Ты вот что, Никитушка: много-то не раздумывай, а бери деньги да помалкивай, – проговорила Марина, подавая Никите горсть серебряных и золотых монет.

– Все ли тут? – спросил сторож, принимая деньги.

– Все, по уговору… без обмана!

– Зачем обманывать? Обманывать – грех, да к тому же этими деньгами не один я попользуюсь: придется кой с кем и поделиться. Ну, да раз я слово дал, так все устрою. Вот как начальство ужинать сядет, а потом скоро и спать поляжет, так ты и иди безбоязненно, ведь солдаты-то, что у ворот на часах стоят, на нашей стороне, подкуплены.

И действительно, через несколько времени Храпунов, дошедший почти до полного отчаяния, вдруг услыхал, как загремел замок и дверь к нему в тюрьму отворилась; тотчас же вошла какая-то закутанная женщина; дверь за нею опять быстро затворилась.

– Здорово живешь, барин! – проговорил ласковый и знакомый ему голос.

– Кто ты? – замирающим голосом спросил Левушка.

– Иль не узнал, барин? Ну, так смотри! – И Марина, быстро выбив огонь, зажгла тоненькую восковую свечку.

– Маринушка, ты? – радостно воскликнул Храпунов.

– Я, барин, я! Я пришла выручить тебя из неволи. Одевай скорее этот сарафан, укутай голову платком и пойдем! – И Марина подала Храпунову названные вещи.

Левушка беспрекословно надел на себя сарафан и закутал голову платком.

– В таком наряде, барин, тебя никто не узнает. Пойдем! Иди за мною смело.

Марина и Храпунов тихо вышли из камеры и, никем не остановленные, прошли длинный и узкий коридор, после чего очутились на дворе острога. Смелой поступью подошли они к воротам; у затворенной калитки стояли двое часовых.

– Кто идет? – как-то нехотя спросил у беглецов один из солдат.

– Колодника навещали, а теперь домой спешим, – слегка дрожащим голосом ответила Марина.

– Проходите, – коротко промолвил другой часовой и отворил калитку.

– А это вам на винцо и на калачи. – И Марина дала часовым несколько серебряных монет.

– Господи, Господи, благодарю Тебя! Я опять на свободе. Маринушка, скорей веди меня к Марусе, – счастливым голосом промолвил Храпунов, быстро направляясь от острога к Тверской заставе.

Через несколько минут он крепко обнимал свою плакавшую от счастья Марусю.

V

А в это же время тяжелые минуты переживала другая невеста – молодая графиня Наталья Борисовна Шереметева. До нее, конечно, одной из первых дошла печальная весть о том, что императора-отрока не стало, а через несколько дней и другое нерадостное известие, что с кончиною государя Долгоруковы потеряли свой фавор и что им, по повелению новой императрицы Анны Иоанновны, указано жить безвыездно в подмосковной усадьбе Горенки. При этом известии графиня Наталья Борисовна залилась горькими слезами.

Братья Петр и Сергей Борисовичи стали утешать ее.

– Что ты так отчаиваешься, Наташа? Неужели тебе так дорог князь Иван? – проговорил старший брат Петр.

– Дорог он мне, Петруша, очень дорог… кажется, дороже жизни, – сквозь слезы промолвила Наталья Борисовна.

– Неужели и теперь ты пойдешь за него замуж? – спросил у Натальи Борисовны второй ее брат, Сергей.

– Пойду, Сереженька, пойду, мой милый.

– Да ведь Долгоруковы теперь в опале. Неужели тебе хочется быть женою опального? – с горечью спросил Петр.

– Да что же поделаешь, братец любезный? Видно, такова есть моя судьба злосчастная.

– Не выходи за Ивана Долгорукова и избежишь этого.

– Нет, Петрушенька, как можно? Ведь я с ним обручена, да и люблю его!

– Эх, Наташа, ну что ты нашла в нем хорошего? Мотыга он, кутила. Да, кроме того, нам обидно и больно, Наташа, что ты, наша сестра, прирожденная Шереметева, не жалея себя и нас, выходишь за опального.

– Не так ты судишь, Петруша, не так! Кто, кроме меня, его в несчастии поддержит? Кто ласкою и словом приветливым тоску его разгонит и его судьбину суровую смягчит? Любила я князя Ивана, когда он был в фаворе, в блеске и в почести; а теперь, в несчастии, он мне еще милее.

– Сестрица, слух идет, что Долгоруковым не миновать дальней ссылки, – заметил Сергей Борисович.

– Что же делать? Видно, такова их участь.

– Но пойми, Наташа: став женою князя Ивана, и ты будешь принуждена… или с ним расстаться, или в ссылку ехать.

– Неужели ты думаешь, Петруша, что у меня хватит силы расстаться с милым человеком?

– И ты решишься ехать в ссылку?

– Об этом и слов не может быть. Я всюду должна следовать за мужем, – спокойно ответила Наталья Борисовна.

– А если его сошлют в Сибирь?