Император Павел I

Подобную историю о невиновности царя в вынесении двух смертных приговоров приводит и декабрист В. И. Штейнгель. Он сам слышал ее от любимца Павла I князя В. Н. Горчакова. Однажды, как он (Горчаков. — Авт.) распоряжался, какой дать бал, что он делал часто, прискакал вдруг фельдъегерь с повелением немедленно отправиться на Дон и произвесть исследование в произведенной там казни над двумя братьями Грузиновыми. Собравшись тотчас в дорогу, он решился заехать в Гатчино, где государь тогда находился, чтобы принять изустно его наставления. Как скоро явился во дворец, тотчас его позвали в кабинет; только что он вошел в двери, как государь, ожидавший его у самой двери с левой стороны, схватив его за руки и подведя к образу, сказал: «Вот тебе Матерь Божия свидетельница, я не виновен, защити меня». Дело было в том, как государь объяснял ему, что Грузиновы судились за оскорбление величества, и наказной атаман Репин, и, кажется, Денисов представили дело прямо государю, когда бы следовало представить в аудиториат. Государь, взглянув в приговор, чтобы вразумить их, с негодованием написал карандашом «поступите по законам» и велел возвратить им на их счет. Те по недоумению и по недоверию к войсковому прокурору, который их останавливал, сочли это за утверждение сентенции, назначили на утро казнь, отрубили головы и донесли государю. Князь Горчаков разыскал все как следует, атаманы были выключены из службы; третьему брату Грузиновых было пожаловано 1000 душ, а князь Горчаков назначен инспектором всей кавалерии…»

Полицейское рвение подчиненных и окружающих часто совершенно искажало смысл царских повелений.

«К стыду тогдашних придворных и сановников должно знать, что они при исполнении не смягчали, а усиливали требования и наказания, — пишет Н. Греч. — Однажды император, стоя у окна, увидел идущего мимо Зимнего дворца пьяного мужика и сказал, без всякого умысла или приказания: «Вот идет мимо царского дома и шапки не ломает!» Лишь только узнали об этом замечании государя, последовало приказание: всем едущим и идущим мимо дворца снимать шапки… Ни мороз, ни дождь не освобождали от этого. Кучера, правя лошадьми, обыкновенно брали шляпу или шапку в зубы.

Переехав в Михайловский замок, Павел заметил, что все идущие мимо дворца снимают шляпы, и спросил о причине такой учтивости. «По высочайшему вашего величества повелению», — отвечали ему. «Никогда я этого не приказывал!» — вскричал он с гневом и приказал отменить новый обычай…»

Можно привести множество примеров подобного «усердия», совершенно искажавших смысл царских повелений. Особенно отличался этим петербургский губернатор Н. П. Архаров, славившийся расторопностью, сметливостью, угодничеством и подлостью. Всячески старался он узнать все желания и причуды Павла, преувеличивал их при исполнении, предупреждал выражение его воли. Но усердие и сгубило его. Павел вскоре заметил истинную пружину его действий и уже в 1797 году исключил его из службы.

А. Коцебу: «…Обыкновенно всякий искал, как бы подладиться к его подозрительному нраву, как бы выставить чужую дерзость, чтобы придать более цены собственному подобострастию и выманить подарки от государевой известной щедрости…

Что Павел приказывал со строгостью, то исполнялось его недостойными слугами с жестокостью. Страшно сказать, но достоверно: жестокость обращена была в средство лести. Его сердце о том ничего не знало. Он требовал только точного исполнения во всем, что казалось ему справедливым… Не по недостатку рассудка Павел подпал под влияние льстецов, а вследствие их адского искусства не давать уснуть его подозрительности и представлять как преступление всякое правдивое противоречие».

Барон К. Гейкинг: «По моему мнению, всякий его добрый поступок совершался под влиянием сердечной теплоты и первого непосредственного чувства, тогда как все отмеченное печатью жестокости внушалось ему косвенным образом извне и было прежде всего порождением зависти, ненависти и желанием выставить напоказ живейшую заботливость о его личности…»

* * *

Павел — первый противодворянский царь этой эпохи.

В. Ключевский

«Тотчас стало заметно, что император враг сословных привилегий, социального неравенства, — пишет Ключевский. — Как мы знаем, в предшествующее царствование во главе общества стали два привилегированных класса: дворянство и гильдейское купечество. Права этих сословий, как и область предоставленного им самоуправления, точно описаны были в двух жалованных грамотах 1785 года. Новый император стал отменять эти грамоты статью за статьей: прежде всего он отменил право дворянского губернского общества обращаться к правительству с заявлением нужд и вообще с какими-либо коллективными просьбами. Далее, запрещены были губернские дворянские собрания, дворянство могло собираться только по уездам; даже губернские представители дворянства выбирались на уездных собраниях…»

«Ярмаркой невест» назвал Павел ликвидированные им дворянские губернские съезды. Само слово «выборы» заменяется другим — «дворянский набор».