Опасения не оправдались. Вначале приёма всё было чинно и спокойно. Улыбки, разговоры. Чета правителей Империи в сопровождении свиты обходила по огромному, вычурно украшенному залу, приглашённых. Некоторых они даже удостаивали разговором, или просто репликами, в качестве приветствий. Памела была вознаграждена просто кивками. Мол, увидели, заметили рады, что присутствуете. Даже Памела, благодаря чудовищным усилиям графа Тика, постепенно выходила из приступа чёрной, глубокой меланхолии. Уже даже улыбалась, а иногда и смеялась. Да и что говорить, наш маленький табор пользовался популярностью у молодых людей из разные известных фамилий, но все вели себя на редкость учтиво и даже немного возвышено. Кто-то даже пытался читать красавице стихи своего собственного сочинения, и причём, весьма недурно сложенные. И естественно вся поэзия про любовь и про благородство.
Наверное, всё бы так и закончилось на мажорной ноте. Но увы, у кого-то из гостей были на сегодняшний вечер совсем другие планы.
Среди общего веселья Герман неожиданно подал знак: внимание, опасность!
Расслабленный, вялотекущим празднеством Норис, напрягся. Что-то новенькое! Хотя, именно для этих целей, они вчера и тренировались, обдумывая как бы иметь свою связь с помощью знаков, чтобы слепо не надеяться на возможности нейросети. Очень бы не хотелось, чтобы кто-то что-нибудь заподозрил в их общении через нэт. Глупо было бы думать, что их нейросети, в данный момент, не находится под серьёзным колпаком спецслужб Империи.
Скосив глаза вправо, Герман многозначительно моргнул.
Норис спокойно и как бы нехотя, излишне, наверно пренебрежительно, начал поворачиваться в эту сторону и сразу заметил, как к их гомонящей когорте, уверенно направились от ближайшей группы аристократов, которые уже тоже с интересом смотрели в их сторону, очень представительные персонажи, в числе которых сложно было бы не узнать аграфов.
Норис, неожиданно даже для себя, прикусил в волнении губу.
Кровь его сущности вскипела!
К ним направлялись давние его обидчики. Прямые родственники убийц его рода. Тех, кто весело и с юморком насиловали его несовершеннолетнюю сестрёнку, а потом долго и очень вдумчиво издевались и над ним самим!
Только огромным усилием воли удалось накинуть на себя беспечный вид, а вот Памела этим похвастаться не могла, и только Николас, олигарх и советник главы клана, как-то уж очень злорадно посматривал на ушастых. Явно на что-то надеется, но ведь явно понятно, что представителей элентэ он просто ненавидит всеми фибрами своей души.
«И ведь на что-то надеется? На меня, что ли?» – не поверил Норис.
А что? Всё возможно. Его сын каждый день вместе с Шаманом по утрам на мечах стучит, и никогда ещё даже поцарапать кожу своему учителю не смог, впрочем, как и второй ученик.
А между тем…
– Какая удивительная и неожиданная встреча, миледи. Я весь излучаю восторг только оттого, что всё-таки удалось застать вас, когда вы не заняты делами клана. – проговорил слащавый и весь какой-то вылизанный ушастый.
Ослепительная мужская красота. Не удивительно, что вся женская часть их компании встала буквально на цыпочки, только бы получше рассмотреть этого милого красавчика.
В зале тут же почувствовалось какое-то напряжение. Императорская чета уже расположилась на возвышенности, на приготовленном специально для них постаменте, где установили подобие тронов. Свита расположилась у подножья возвышения.
– Кто ищет, тот всего найдёт. – усмехнувшись, произнёс неунывающий Герман, пальцами показав знак Норису, что без драки всё равно уже не обойдётся.
– О! Да тут весь зверинец собрался. Я-то думал, голову ломал, куда это запропастился весельчак Тук и его ершистый язык, – произнёс спутник ушастого выглядевший уже не столь представительно, как первый.
Понятно, что их местный подпевала. Всегда кто-то перед дракой разогревает народ, но необязательно при этом является отличным фехтовальщиком.
– Ах, я как и вы мечтал об обществе госпожи Памелы и на меня сошла сия благодать, но увы, вы другого вероисповедания, а потому, вряд ли вас может благословить на подвиги наше божество. – ловко отбивался Герман.
Аграф усмехнулся.
– Ничего. Как только сия дама предстанет перед алтарём Нашего божества, тут же и ей снизойдёт благодать вместе с новым именем, положенным при смене вероисповедания при замужестве. Тут ничего зазорного нет.
– Вот так сразу и про алтарь, а с какого собственно, перепуга, не просветите нас? – не унимался Герман. – Насколько мне известно, госпожа, как и её подчинённые, не горит желанием менять своё божество на что-то другое, а некоторые и вовсе исповедуют атеизм. Впрочем, это ненаказуемое деяние в нашей Империи, в отличии от вашей.
Герман разошёлся не на шутку.
– Ах, граф, полно вам. Наш принц сражён красотой госпожи Памелы и намерен предложить ей руку, и сердце!
Тишина.
А ведь это уже серьёзное заявление, причём само место, где оно произнесено обязывает и говорит о серьёзности намерений.
– А печень, случайно, к ним не прилагается? – неожиданно, в полнейшей тишине, раздался спокойный и какой-то брезгливый голос.