Будто бы я мог поступить иначе. Гончие ада не смогли бы меня остановить. Но ей не обязательно этого знать. Калли облизывается потрескавшиеся губы. Ей нужна вода. Секунду спустя, я протягиваю ей стакан.
— Спасибо, — слабо говорит она и садится, и я по движениям сужу о тяжести болезни.
Вода кажется такой ж бесполезной, как и ибупрофен. Я могу дать ей сиреневое вино, просто притворившись, что это волшебный тоник. Калли его выпила бы и, технически, тут же поправилась… а ещё наша связь бы завершилась.
При нашей первой встрече, я не знал, что наша магия конфликтует и не позволяет чувствовать Калли, как нареченную. Наша связь не станет целой, пока сила не станет совместимой. Один глоток сиреневого вина исправит это и закрепит нашу связь…
Ты, эгоистичный ублюдок, украл бы у нее шанс на нормальную жизнь!
Самое отвратительное разочарование охватывает меня. Я должен просто наблюдать за происходящим.
Она делает небольшой глоток воды. Я хмурюсь.
— Выпей еще.
Калли легчает так, что она бросает на меня злой взгляд.
— Не утруждайся командовать, я рассчитывала на такое твое поведение.
О, ее это отношение, я бы мог жить только ради этого. После ее слов самые худшие мои тревоги утихают, а сердцебиение стабилизируется.
— Ты ела? — спрашиваю я, осматривая ее.
Она качает головой.
— Столовая слишком далеко. — И шторм слишком силен, и она слишком больна для такого похода. Я хмурюсь. Никто не подумал принести ей что-нибудь из еды или напитков? Вспышка гнева и покровительства проносится по мне.
«Береги свою пару».
Черт возьми, сегодня стану нянькой.
— Что хочешь? — спрашиваю я, немного ожидая, что она скажет про отсутствие аппетита.
— Супа, — говорит она.
У меня сердце разрывается, она голодна, но не могла добраться до столовой и поесть. Это серьезно неправильно
Новость дня — я могу стать самой дерьмовой парой в мире. Даже не в состоянии позаботиться о своей сирене, пока она не позовет. Призывая свою лучшую сторону, я убираю волосы с лица Калли.
— Сейчас вернусь.
Я исчезаю, направляясь в дом рамэнов на другом конце света. В ресторане готовят вполне приличный суп, если, конечно, вам нравится это жидкое дерьмо. По-видимому, больным девочкам нравится. Калли съедает лапшу за пять минут.
— Спасибо, Дес, — говорит она и ставит пустую тарелку на тумбочку, а затем ложится. — И за суп, и за то, что остался со мной.
Я киваю, стараясь не вести себя так, будто это не выбивает меня из колеи.
— Мне придется скоро уйти.
Лгун.
— Можешь остаться? — спрашивает она.
До рассвета… Она хочет, чтобы я сидел рядом с ней всю ночь. Это что-то новенькое. Я привык получать непристойные предложения от фейри, а не от больных девочек-подростков, которые даже не могут держать глаза открытыми. И боги, как же я хочу согласиться, отбросить этот фарс и быть честным с ней, но факт остается фактом — она подросток, а я нет.
Я качаю головой.
— Прошу.
«Прекрати заключать со мной сделки», — хочу сказать я ей, потому что не в состоянии устоять перед ними. И никогда не смогу. Я слишком сильно ее желаю. Она протягивает руку и сплетает наши пальцы. Я хмурюсь, глядя на наши руки.
Я не могу даже поцеловать костяшки ее пальцев, не навлекая кучу неприятностей, с которыми не готов иметь дело. Нехотя, я отодвигаю руку Калли.
— Нет, ангелочек.
Я вижу, как в ее глазах тухнет искра надежды.
«Ублюдок, у твоей пары больше никого нет».
Почему все касающееся этой девчонки настолько выводит из равновесия? Между нами нет золотой середины — либо все, либо ничего. И чем дольше я хожу по разделительной полосе, тем хуже нам обоим.
Она отворачивается на кровати, и я могу почти ощутить, как она отдаляется от меня, за что едва на себя не рычу.
Магией я нагреваю воздух в комнате до комфортной температуры — лучшее, что могу сделать. Через минуту Калли перестает дрожать, а еще через несколько ее дыхание выравнивается. Калли уснула, значит, мне нужно уходить. Но, вместо этого, сажусь на пол у ее кровати, упершись спиной в матрас. Что бы я только не отдал, чтобы лежать рядом с ней! Я представляю, как проскальзываю под одеяло и прижимаю Калли к себе, и это определенно стоило бы того жара, что источает сейчас ее тело.
Будь прокляты все приличия, и кто бы их ни придумал. На мой взгляд, нам с Калли не пойдет это на пользу.
Магией я поднимаю цветные карандаши и лист бумаги со стола Калли и направляю к себе, а после выплескиваю все разочарование. Получается образ здоровой Калли — какой я хочу ее видеть. Уйду, как только закончу, обещаю себе.
Не случайно именно этот портрет занимает у меня больше времени, но когда он закончен, ложится на компьютерное кресло.
Осторожно я подкрадываюсь к Калли, прижимая руку ко лбу во второй раз за вечер. Ее еще лихорадит. Я не могу уйти, пока не буду уверен, что ей становится лучше, а не хуже.