Император вынимает меч

Когда-то, давным-давно, здесь был гигантский город. Просторные прямые улицы, гигантские дворцы, ползущие лестницами вверх зиккураты, цветущие парки-сады. Когда-то этот город восхищал и ужасал современников, ибо был возведен великим и ужасным царем, покорившим полмира, а вторую половину его предавшим полному запустению. Но царь умер, а следом умер и город, ибо люди не могли жить в этой обители злобной воли и страха. Они уходили сначала поодиночке, потом стали бежать целыми толпами, возвращаясь в городки и села, откуда были насильно выселены в столицу грозного повелителя. Прошли года, и некогда цветущий город превратился в обитель мертвого камня, хищно посвистывающего по пустынным улицам ветра, да призраков, смертельно опасных для неосторожно забредшего в эти края путника. Потому-то люди никогда не заходили сюда — в город, чье имя, давно канувшее в Лету, помнили лишь ветер да солнце.

Человек, объявившийся поутру в мертвом городе, также помнил его имя — красивое и гордое, словно выточенное из черного камня. Дур-шаррукин — вот как некогда звалось это место. Дур-шаррукин, столица могущественного Саргона, оставленная его преемниками. Дур-шаррукин — человек помнил этот город, когда он был еще юным. Помнил, несмотря на то, что с тех пор минули столетия. Такое случается.

Пустые улицы, покрытые обломками зданий и густым слоем спекшейся в почву пыли, навевали тоску и ужас, но сердце путника было спокойно. Его трудно было испугать, глубоко посаженные и удивительно широкие глаза человека взирали на мир уверенно, губы были тверды, а рот — полон острых зубов, каких стоило опасаться любому, кто вздумал бы возомнить себя врагом незнакомца. Если бы Ганнибал или подозрительный Махарбал могли видеть сейчас этого человека, то без сомнений признали бы в нем проводника, столь счастливо переведшего пунийское войско через Альпы.

На путнике была самая простая одежда — серый дорожный хитон, сандалии, широкополая шляпа. Плечи покрывал светло-зеленый плащ, правая пола которого слегка оттопыривалась, что позволяло предположить наличие меча — не очень длинного, но и не очень короткого — того, что так любим иберами, и что позволяет как колоть, так и рубить.

Но наблюдательный зритель, окажись он вдруг в этом пустынном и пугающем месте, непременно отметил бы, что не меч делает вошедшего в город путника отважным. В этом человеке — в его походке, фигуре, лице — читалась непоколебимая уверенность в себе — уверенность, граничащая с презрительной скукой. Так ведут себя люди, повидавшие в жизни столь много, что уже ничто не может их напугать, встревожить, да и просто изумить. Ленивая снисходительность только что отобедавшего кота, бредущего мимо замерших во страхе мышей.

Судя по всему, гость знал дорогу. Он прошел до конца центральную улицу, пересек заваленную обломками колонн и полуосыпавшейся стеной площадь и вышел к дворцу. Но пришедшего в город интересовало не это, некогда величественное сооружение, а небольшой храм, прилепившийся чуть сбоку. В отличие от прочих строений, храм выглядел новопостроенным, будто годы были не властны над ним. Человек толкнул рукой дверь. Прямо в лицо ему глянул наполовину разложившийся, заботливо усаженный в кресло точно напротив входа труп. На лице путника не дрогнула ни единая жилка, лишь губы скривились в ленивой усмешке. Он оценил шутку, вернее предупреждение, ибо тот, кого наш гость надеялся найти, шутить не умел.

Обойдя глумливо скалящегося мертвеца, путник направился вглубь зала. Здесь было пустынно и чисто, словно кто-то не позже чем поутру, протер пол и стены влажной тряпкой. Наверно, оно так и было, потому что гранит колонн слегка блестел. Вот и дверь — небольшая и почти незаметная. Гость толкнул ее и ступил на крутую, вьющуюся спиралью лестницу. Она привела в помещение, достойное краткого описания.

Любой, попавший в эту комнатушку, решил бы, что очутился в сокровищнице богатейшего в мире царя. Зал, представлявший собой квадрат со сторонами по тридцать или чуть больше шагов, примерно на две трети был заполнен вещицами, заставляющими сладко дрожать человеческое сердце. Здесь были облепленные бриллиантами диадемы и массивные блюда, изумительной работы оружие и самых причудливых форм сосуды и чаши, а также множество колец, медальонов, ожерелий, небрежно сваленных в кучу, и просто сундуки, полные золотых монет.

Это невиданное богатство поражало, но гость проявил полное равнодушие. Он перевидал на своем веку столько золота, сколько не могло привидеться в самом радужном сне. Он знал, что золото дарует власть, но не более того — ни силу, ни здоровье, ни, тем более, любовь или дружбу. Человек прошел мимо сияющих груд со спокойствием, словно это был вытащенный из чулана хлам, и вышел на просторную, овивающую купол храма веранду.

Тот, кого он искал, был здесь. Тот любовался сияющим солнцем и даже не повернулся навстречу гостю, хотя, вне сомнения, слышал шаги.

— Ты не меняешь привычек! — сказал гость.