Выйдя на улицу, увидел коренастого коротко стриженного шатена. Было ему, на глаз, лет девятнадцать-двадцать. Увидев меня, он широко улыбнулся и шагнул навстречу.
— Константин Александрович Барятинский? Очень! Очень рад познакомиться.
— А вы, простите, кто? — спросил я, пожимая протянутую руку.
— Болеслав Илларионович Юсупов, к вашим услугам. Осмелюсь передать вам послание.
Он протянул мне конверт. Я взял его, покрутил. На конверте не было никаких пометок.
— И что это? — спросил я.
— Ну как же? — улыбнулся Болеслав. — Вызов! Вызов на дуэль. Завтра в десять часов вечера, место и оружие — на ваше усмотрение, Константин Александрович. Я в полном вашем распоряжении, жду ваш ответ, дабы передать его Георгию Венедиктовичу.
Клавдия в этот раз работала сразу с двумя пациентами. Мужчине было хорошо за сорок, мальчишке — едва ли двенадцать, но симптомы у обоих были одинаковые: кашель с кровью.
— Видите, Константин, — (Клавдия обращалась ко мне на вы при посторонних), — всё выглядит так, будто виной — плохой воздух Чёрного Города. Для обычных врачей, я имею в виду. А маги обычных людей не пользуют. Только я.
Голос её дрогнул на последнем звуке, из чего я заключил, что Клавдия не только переживает за больных. Нет, за себя она тоже боится. Да и грех её за это осуждать. Тут ежу понятно, что она знает нечто такое, чего знать не нужно никому. И как только это выплывет, её жизнь окажется под угрозой. Вряд ли можно рассчитывать на снисхождение от тех, кто со спокойной душой убивает людей — пусть даже все эти смерти и являются, по моему мнению, просто побочным эффектом чего-то гораздо большего.
В воздухе висели два светящихся силуэта из переплетающихся нитей. Пациенты как будто спали. Клавдия сначала вытащила чёрный сгусток из энергетического тела мальчишки, затем — с видимым усилием — из мужчины. Оба, один за другим, бросила на пол, и они просочились сквозь половицы.
— Ну вот, сейчас только заштопаю, — устало сказала Клавдия.
Я поморщился, мельком заметив её измождённое лицо. Эта ведь в отпуск не поедет, когда такое творится. До последнего будет урабатываться. А я, собственно, кто ей такой, чтобы заставить взять отпуск? Да и чья б корова мычала. Сам такой же.
Энергетические тела опустились в физические после того как Клавдия закончила колдовать с их нитями. Мужчина, похоже, сразу провалился в глубокий сон, а веки мальчишки затрепетали, глаза открылись. Он мутно посмотрел на Клавдию и спросил:
— Вы — ангел? Я в раю?
— Вовсе нет, — улыбнулась та и погладила его по щеке. — Ты будешь жить.
Пацан в ответ не улыбнулся. Он немного помолчал, будто обдумывая услышанное, потом сказал чистым спокойным голосом, как нечто давно уже осознанное и вообще само собой разумеющееся:
— Нет. Страшный завод сожрёт меня. Как моего отца.
Веки тут же опустились, и мальчишка уснул. Клавдия, будто один лишь разговор с пацаном поддерживал её, обмякла, оперлась мне на руку.
— Идём, — вздохнула она.
Мы вышли в коридор, медленно заковыляли к убежищу Клавдии. Навстречу то и дело попадались врачи, медсёстры, так что я не стал поднимать её на руки. Вот уж что нам точно ни к чему — так это привлечение лишнего внимания.
— Что за страшный завод? — поинтересовался я.
— Да мало ли их в Чёрном Городе, — вяло отозвалась Клавдия. — Малыш скорее всего уже работает полный день, иначе тут не выжить. Особенно если семья осталась без кормильца.
— Я просто не ожидал такого.
— Чего? — Клавдия на ходу заглянула мне в глаза.
— Что паренёк из Чёрного Города в полубессознательном состоянии будет так витиевато изъясняться: «Страшный завод сожрёт меня».
— Эти люди бедны, но не обязательно глупы, Костя.
— Знаю, знаю, — вздохнул я.
Углубляться в объяснения, конечно, не стал. Ни к чему Клавдии знать, что я на самом деле вовсе не родился аристократом на всём готовеньком. Что этот пацан на больничной койке мне ближе и понятнее всех тех ребят, с которыми мы выиграли Игру меньше суток назад. И что в моём мире такой пацан сказал бы нечто вроде: «Да хрена с два. Сдохну на работе, как мой батя». И вовсе не потому, что он глупый. Просто красиво изъясняются лишь аристократы, да актёры на сцене. А в реальной жизни, пропахшей металлом, по́том и кровью, всё не так.
В комнатушке Клавдии мы вновь провели тот же самый ритуал с переливанием энергии. Как только он закончился, оба вздохнули с облегчением. У Клавдии прибавилось сил, а у меня на душе посветлело. Даже мысль о том, что в нескольких метрах под нами сидит толпа уголовников, перестала раздражать.
— Спасибо, Костя! — Клавдия поднялась на ноги, чуть покачнулась, но взмахом рук поймала равновесие. — Теперь тебе, наверное, лучше уйти. Я опять буду сама не своя.
Как всегда, она вдруг будто утратила нить разговора. Развернулась, забыв о моём присутствии, и направилась в душ.
Я сидел на стуле, ждал. Стихли струи воды. Вскоре на пороге опять появилась Клавдия. Босиком, в одном лишь полотенце, которое едва прикрывало грудь и бёдра.
— Ты здесь, — сказала Клавдия.
— Верно, — кивнул я, не отводя от неё взгляда.