Императорская Академия

— На спектакле присутствовали пара газетных обозревателей, — пояснил Белозеров. — Пафос — необходимая составляющая их профессии. Не догадаться о том, что для спасения людей вы использовали магию, мог разве что редкий идиот. А идиотов в полиции, слава богу, не держат. Два и два они сложили быстро. Заведение, буквально наводненное благородными юношами-магами — наша достославная академия. Естественно, полицейские в первую очередь позвонили сюда. А я вспомнил о вашем отъезде в город с целью навестить семью.

— Ясно, — буркнул я. — И в чём же меня обвиняют?

— Обвиняют?! — изумился Белозеров. — Помилуйте. За подобную отвагу принято не обвинять, а представлять к награде. Буду рад, кстати, если именно это и произойдёт. Сам я ваше имя полиции, разумеется, не сообщил. Подумал, что вы, возможно, присутствовали в театре инкогнито. Но, если пожелаете…

— Нет, — отрезал я. — Мне совершенно не нужно, чтобы фамилию Барятинских заново начали трепать в прессе.

— Именно так я и подумал, — кивнул Белозеров. — Об этом не беспокойтесь. Сведения, которые интересуют полицию, они могут получить не напрямую, а от третьего лица. Основной вопрос — причина возгорания. С вами хотели побеседовать прежде всего с этой целью. Не скрою, что этот вопрос также более всего интересует и меня.

Я пожал плечами:

— Вот тут вынужден разочаровать. Сомневаюсь, что скажу вам больше, чем мог бы сказать любой из присутствующих в театре. По сюжету пьесы на сцене должны были зажечь костёр. Насколько понимаю, он планировался бутафорским. Но что-то пошло не так. Пламя вспыхнуло сразу и до небес. Как видите, ничего нового…

— Сразу? — быстро переспросил Белозеров. — Вы хотите сказать, что огонь разгорелся быстро?

— Да, очень быстро. Я бы сказал, мгновенно. Как если бы декорации пропитали каким-то горючим веществом.

— Например, бензином?

— Например. Но этого никак не могло быть. У бензина, как у любого горючего вещества, резкий запах, а на сцене находились актёры. Они бы его непременно почувствовали.

— Именно, — вздохнул Белозеров. — Вы только что подтвердили мою догадку, Константин Александрович. Это была не случайность, а намеренность. Проще говоря, поджог.

— Хотите сказать, что целая толпа актёров лишена обоняния? — усмехнулся я.

— Хочу сказать, что пожар был магического свойства, — мрачно проговорил Белозеров. — Ничем иным объяснить столь быстрое и сильное возгорание — при отсутствии, как вы верно заметили, такого фактора, как горючие вещества, — нельзя. — Белозеров приподнялся за столом, уперся руками в столешницу. Глядя мне в глаза, проговорил: — В театре, помимо вас, присутствовал ещё один маг. Далеко не самый слабый. И это — тот главный вопрос, который я хочу вам задать. Видели ли вы в театре кого-то из знакомых?

Вопрос повис в воздухе. Мне вдруг резко стало не до Белозерова и его детективных потуг. Я вспомнил недавние слова Клавдии: «У меня складывается впечатление, что неприятности находят тебя сами».

У меня ведь, положа руку на сердце, складывалось ровно такое же впечатление! Уж слишком много этих «неприятностей» произошло со мной за короткий промежуток времени.

Водоворот, едва не утянувший меня на дно — если бы не помощь Андрея, я бы не выбрался. Башня, внезапно превратившаяся в каменного монстра. Вызов на дуэль. А теперь ещё и пожар — который, оказывается, начался вовсе не из-за халатности людей, готовящих реквизит…

Если бы не пожар, водоворот можно было бы с натяжкой списать на несчастный случай. Мало ли, какие капризы выкидывает природа. А если бы не водоворот, то можно было бы сомневаться в причинах возникновения пожара. В конце концов, в пруду я был один, а в театре присутствовали сотни людей — которых кто-то хладнокровно обрёк на смерть вместе со мной!

Немыслимое злодейство? Для этого мира — пожалуй. А вот там, где вырос я, Концерны могли не задумываясь истребить и гораздо большее количество народа — если это было выгодно.

Таким образом, пожар поставил последнюю точку в моих догадках. «Неприятности», как выразилась Клавдия, действительно находили меня сами. Только вот делали они это не случайно. Им кто-то активно помогал.

— Константин Александрович? — Белозеров с тревогой заглянул мне в лицо. — Что с вами? Вы будто не в себе… — И вдруг ахнул. — Ох, Господи помилуй! Я так сильно вас шокировал своими предположениями? Ради бога, простите. Mea culpa — всё забываю, что здесь, в Академии, имею дело, по сути, с детьми… Этакий ужас для зрелого-то мужчины — шок, что уж говорить о юношеской психике! Забудьте, прошу вас. — Он выскочил из-за стола, схватил с подоконника графин с водой. Налил в стакан, протянул мне. — Вот, пожалуйста. Выпейте воды.

— Я прекрасно себя чувствую, спасибо. — Я взял стакан у него из рук, поставил на стол. — Вы, кажется, о чём-то спрашивали?

— Спрашивал. Но не уверен, что вы в состоянии ответить…

На Белозерова было жалко смотреть. Он, похоже, совершенно убедился в том, что нанёс моему впечатлительному юношескому организму тяжелейший удар.